Глава 9
ОНИ
Джон… Пол… Джордж. И Ринго. Сообща — это четверка самых известных в мире имен. Необыкновенных молодых людей, резко изменивших жизни сотен, даже тысяч людей, поменявших весь расклад сил в индустрии развлечения, поднявших столько пыли до потолка, что она едва ли осядет за всю нашу жизнь.
О них ежедневно говорят в сотнях миллионов домов повсюду в мире. О них написано уже больше, чем о каком бы то ни было артисте. Удивительно тоскливые, загнанные глазенки маленького Ринго Старра из ливерпульского Дингла мгновенно узнаваемы куда лучше, чем любая примета любого политикана всемирного значения.
Супердостижения той области, в которой они подвизаются, сколь бы велики, безумны и преувеличены они ни были, не начались бы без упоминания импульса этой четверки молодых – чуть за двадцать – людей, покинувших школу раньше, чем следовало, не умевших ни читать ноты, ни писать их, и совершенно не озабоченных преумножением числа своих приверженцев.
А все потому, что Джон, Пол, Джордж и Ринго сами по себе — исключительное достижение. Они не поддаются анализу, хотя уже ни год и ни два штампуется масса изысканий, посвященных попыткам раскопать-таки причину, открыть вирус этого бесчеловечного битло-гриппа.
Я знаю их так давно, так хорошо и так близко, что очень редко пытаюсь проанализировать, как же это все случилось и почему. Я присутствовал при рождении нынешнего состава, когда лицо Ринго с трудом, но нашло себе место в общей картине и таким образом вывело четырехчленную формулу того, что нынче повергает в форменную экзальтацию и восторг молодую часть женского народонаселения.
К тому же я не могу сказать, что при первой встрече Ринго так уж меня очаровал. Остальные трое тоже не очень-то уповали на некую изначальную кармическую связь. Джордж, Пол и Джон связались в шайку просто потому, что представляли собой тройку смышленых пареньков, способных сочинять музычку, и главное, без особых споров по пустякам.
Другими словами, они подходили друг другу, и когда уход Пита оставил ансамбль без ударника, парни пригласили Ринго, поскольку он вполне справлялся с работой и был им симпатичен.
Ринго неминуемым образом стал катализатором для всех остальных музыкантов. Он нечаянно довершил головоломную картинку, и ансамбль вкупе с ним стал образцом для всех групп в мире, предметом обсуждения в среде даже тех, кто раньше и не догадывался о существовании какой-то там поп-музыки.
Я тут не берусь дискутировать об их музыке в общем, хотя, конечно, она была и остается главной причиной успеха; но сами битлы не поставили бы и ломаного фартинга на серьезность, химизм или коллективный магнетизм. Однако я убежден, что во всем происшедшем с Битлз есть толика необычайного, и в этом-то все и дело. Может, это некое волшебство, а может, некая странная органическая комбинация. Что бы это ни было, но оно существует и распространяется далеко за рамки «Крутись и кричи» (Twist and Shout) или «Она тебя любит» (She Loves You).
Был, конечно, другой знаменитый квартет, правда, вымышленный, который странным образом начался с троицы и реализовался в полной мере, лишь когда к ней присоединился четвертый персонаж. То были Атос, Портос, Арамис и – Д’Артаньян. Они стояли несколько вне общества, но не конфликтовали с ним; будучи нонконформистами, все же не становились на путь беззакония.
Таковы, по сути, Битлз. Они британцы, но анти-англичане, когда дело касается классовых или гендерных барьеров. И поэтому ими восхищаются все классы и оба пола. Они – выходцы из Ливерпуля с его тяжелым плоским юмором, но их внутренний мир глубже и экстравагантнее, чем у среднего заземленного «ливерпудлийца». Они – поп-звезды, не очень-то высоко превозносящие особые ценности поп-индустрии.
Битлы не скажут «Рады Вас встретить», но часто по-настоящему этому рады. Они не льстят женщинам, зато никогда не сидят, если женщина стоит. У них собственные правила поведения, может, кому-то и непонятные, но вполне себе оправданные. Парни еще ни разу не оскорбили тонких чувств того, кто в силах припомнить хотя бы пару параграфов из Правил Общественного Поведения.
Меня всегда спрашивают: «А каковы же битлы на самом деле?», и я никогда не знаю, что ответить, поскольку они – то, что они есть, и у того, кто хоть раз видел или слышал их лично, по радио или на экране, не меньше шансов, чем у меня, понять, каковы же они на самом деле. Я полагаю, обязан заявить о том, что битлы — весьма изумительные человеческие особи, абсолютно честные, часто надоедливые, но отличные граждане, украшающие нашу обыденную, не очень-то радостную жизнь.
Нынче они во многом те же, какими были, когда я их впервые повстречал. Став, конечно, неизмеримо богаче и обретя полную уверенность в своих силах, парни трезво отдают себе отчет о собственном статусе в поп-музыкальной иерархии, не допуская при этом и намека на самонадеянность или высокомерие.
Масса чепухи понаписана о Ливерпульском Звучании, будто оно — некая «пакетная» сделка в сфере электронной музыки. Конечно, это совсем не так. Ну, например, что общего в звучании Битлз и Искателей или Билли Дж.Крэймера с его «Квартетищем». А уж Джерри и «Задающие темп» вообще ни на кого не похожи.
Если и есть что-то общее у них, так это то, что все они – ливерпудлийцы, чья провинциальная сопротивляемость, зародившаяся в захолустном порту на окраине Британии – притча во языцех, поддерживающая их перед лицом оглушительной славы и международного обожания. Битлы остаются совершенно спокойными в сердце бушующего вокруг них два последних года настоящего урагана. Они как будто нашли маленький островок, где буря, поднятая прессой и публикой, становится нежным бризом, овевающим богатых, довольных, но трезво мыслящих героев.
Среди битлов нет моих любимчиков, и сейчас они осознают это, но так было не всегда. Опека четверых лоботрясов сродни заботам четырех-детного папаши. Помню, как-то на заре нашего сотрудничества ребята здорово меня опешили.
В те далекие дни 1962 года у битлов был автофургон для перевозки их аппаратуры, а бывало, и их самих. Когда я мог, то заезжал за каждым из них домой, собирая на концерт. В тот вечер я нанес визит сперва Джону, потом – Джорджу, затем – Полу; Питер Бест добирался на фургоне.
На одной из маленьких улочек Аллертона Джордж вышел из моей машины и постучал в дверь Пола. Он пробарабанил несколько раз, но безрезультатно. Наконец Пол откликнулся и сказал: «Передай Брайану, что я еще не готов, но скоро буду».
Джордж вернулся в машину и передал мне эти слова. Я сказал: «Вообще-то он должен был успеть подготовиться. Я ему говорил, что буду здесь в восемь, а сейчас уже больше».
Джордж вновь взошел на крыльцо, через минуту вернулся и сказал, что Пол все еще не готов. Я ответил: «Джордж, скажи-ка ему, что мы собираемся в Бихайв – опрокинуть рюмочку-другую, и, если он не против, то может доехать на автобусе до центра, потом на электричке до Бёкенхэда и уж на автобусе прямо к Техническому Колледжу».
Предстоящий концерт имел очень большое значение, поскольку наконец-то мы начали рубить настоящее бабло, и концертный зал Технического Колледжа был тем самым местом. К тому же в тот вечер, чуть позже, у нас было запланировано выступление в «Новой башне Брайтона» для ливерпульских универсариев.
Мы добрались до Бихайва, и оттуда кто-то из битлов позвонил Полу. Вроде, это был Джон. Он вернулся и сказал: «Пол сказал, что не прибудет. Его сильно раздражает предстоящая поездка на электричке и автобусе».
Я буквально вышел из себя и с трудом сдержался, чтобы не ответить Полу, что отказываюсь от опекунства над Битлз, коль они позволяют себе такое.
Я вернулся в свой офис, чтобы позвонить Полу, а остальные разъехались по домам. Я переговорил с его отцом – весьма милым и уравновешенным человеком – который заверил, что Пол весьма огорчен, но не в состоянии принять участие в этом концерте. Однако вскоре Пол передумал, мы собрали прочих битлов и что есть сил, помчались сразу к «Новой башне Брайтона», где у нас еще был шанс успеть и сбацать перед университетским сообществом.
Это был, пожалуй, единственный случай, когда кто-то из битлов отказывался играть, и ныне подобное просто не смогло бы повториться. Это не означает, что никто из битлов никогда ни разу со мной не ссорился. Было бы глупо рассчитывать, что четверо молодых артистов будут скользить по жизни, не меняя своих взглядов; хоть и редко, но нечто подобное случается.
Позже я вскрыл причину отказа Пола работать в тот вечер – слишком часто перед поездками я звонил ему в последнюю очередь. Его, видимо, раздражало, что в большинстве случаев я сперва заезжал за Джоном, а, следовательно, Пол значит для группы гораздо меньше. Потом мы это все обговорили, выразили наши взаимные претензии и ликвидировали их.
Пол темпераментен и легко поддается переменам в настроении; порою с ним непросто, но я знаю его очень хорошо, а он – меня. Короче, мы не переходим на личности. Он в высшей степени не любит выслушивать нечто неприятное, а если такое случается, то полностью отключается от общения, садится в кресло, закидывает ногу на ногу, и притворяется читающим газету, натянув на лицо бесстрастную маску.
Но он необычайно талантлив и под сердитой внешностью скрывает нежность и чуткость. Я уверен, что он – само очарование и отзывчивость по отношению к посторонним, охотникам за автографами, фанатам и другим артистам. Он обладает изумительной улыбкой и жаром души; и пользуется ими не для эффекта, а как инструментами, приносящими счастье окружающим людям.
Пол – настоящая звезда, очень музыкальная, да и с голосом более мелодичным, чем у Джона, а, следовательно, более коммерческим. К тому же, и это очень важно для меня, он очень предан коллективу. Поэтому я игнорирую перемены в его настроении и ценю его крайне высоко.
Мне бы не хотелось потерять товарища в его лице.
Джон Леннон – его друг детства и соавтор столь многих песен – доминантная фигура в группе, фактически не имеющей лидера, является, по моему мнению, совершенно исключительным человеком. Не существуй на свете Битлз и моего участия в их судьбе, Джон все равно выделился бы из массы как человек, которого нельзя не принять во внимание. Может, он не стал бы певцом или гитаристом, писателем или художником. Но он совершенно определенно представлял бы из себя Нечто. Из него так и прёт талант. В его голове гнездится заслуживающая уважения контролируемая агрессия.
Дейвид Эш – ведущий обозреватель Дэйли Экспресс – однажды описал его лицо так: «Лицо художника-аристократа эпохи Ренессанса, не боящегося ни Бога, ни черта».
Прекрасно сказано; думаю, тут нечего добавить, впрочем, Джон, как и прочие битлы, отнесся бы к такого сорта определениям, как к глуповатым. Ребята весьма подозрительны к подобным заявлениям, в основном потому, что они просто завязли в них. И такие метафоры отпускают не только фэны, они попросту составляют словарь мирового шоу-бизнеса.
Кто пишет слова, а кто – музыку? Это бесконечно волнует всех. Ответ таков: оба пишут и то, и другое. Порой Джон сделает песню в одиночку – и слова, и музыку, – а иногда Пол придет с совершенно готовым номером. Но ясные, чистые и честные, каковыми являются стихи Джона,- лишь фрагмент его серьезной работы над словом.
Ведь Джон – поп-певец из Ливерпуля – удостоился чести быть приглашенным на ежегодный ланч к Фойлям (издательство, специализировавшееся в то время на издании книг эпатажного характера – прим.перевод.), дабы отметить успех своей отменной книжки «Писано Джоном Ленноном собственноручно» — экстраординарного сборника стихов, прозы и рисунков, созданного им в импровизационном стиле безо всякой подготовки и чьей-либо помощи. В Британии было раскуплено более 300 тысяч экземпляров этой книги, она возглавила список бестселлеров и заслужила прекрасные отзывы критиков.
Я был немало удивлен выходу сборника, но в глубине души радовался, что один из битлов смог полностью отрешиться от битлоизма и произвел этакое авторское сотрясение.
Спича Джон не заготовил.
В ответ на произнесенный в его честь тост он встал, взял микрофон и сказал: «Очень вас всех благодарю. У вас счастливые лица». Сэр Алан Херберт, сидевший рядом со мной, позже заметил: «Постыдное дело. Он обязательно должен был заготовить спич».
Но и здесь Джон повел себя как настоящий битл. Он не только не подготовился к тому, что ему никак не шло, но даже к тому, что могло бы его напрячь. Джон не собирался опростоволоситься. Позже он так прокомментировал этот эпизод: «Дайте мне еще лет 15, может, я и подготовлю спич. А пока – увы». И я с ним согласен. Я полагаюсь на его инстинкт, а фактически на инстинкт всех битлов не только в музыке, но и в вопросах вкуса, стиля и линии поведения.
Мне кажется, я с самого начала знал, что имею дело с людьми, не просто составляющими поп-группу, но людьми исключительными. Ум и чутье Джона проявились при первой же нашей встрече, а его имидж пожилого ребенка очень точно соответствует появлениям на публике.
Все битлы на дух не переносят дураков. Особенно Джон, который может быть едким, даже грубым, если его раздразнить. Как-то в Париже одна простоватая женщина уставилась ему в лицо и сказала: «Не может быть! Но это так. Или нет? Это Вы. Настоящий живой битл!»
Джон пристально взглянул на нее, прищурил глаза. «Что это еще за выходки?»- спросил он и вдруг отчебучил вокруг нее дикий, ужасающий танец дервиша. Испуганная до смерти леди спаслась бегством по коридору отеля Георга Пятого, и я подозреваю, больше никогда не будет разглядывать битлов, как животных в зоопарке.
На ланче у Фойлей Джона осаждало множество женщин средних лет, жаждавших узнать все из первых уст. Одна из них, схватив десяток книжек, пожелала получить автограф на каждой из них. Ткнув унизанным перстнями пальцем в страницу, она произнесла: «Напишите-ка разборчиво свою фамилию вот здесь!» Джон удивленно взглянул на нее, а она обернулась к притиснутому к ней дружку и сказала: «Никогда бы не подумала, что снизойду до просьбы об автографе». – «Я тоже не предполагал,- заметил Джон,- что меня заставят расписываться для таких, как Вы».
Порою и со мной он бывал отвратительно груб. Помню, как-то прибыл я на студию ИЭмАй, что в Сент-Джонс Вуде. Шла сессия звукозаписи. Битлы были перед микрофонами, а мы с Джорджем Мартином — в контрольной комнате. Селекторная связь была включена, и я заметил, что в вокале Пола в песне «Пока не знал тебя» (Till There Was You) присутствуют некоторые огрехи.
Джон услышал мои замечания и заорал: «Мы сами сделаем записи. А Вы идите-ка и займитесь подсчетом своих процентов!» На полном серьезе. Я был страшно рассержен и травмирован, поскольку все происходило на глазах работников студии и других битлов. Мы все глядели друг на друга, чувствуя себя не в своей тарелке; пока Джон не отвернулся, дав понять, что извинений не последует. Я покинул студию, захлебываясь от гнева.
Позже мы с Джоном помирились, и он настойчиво уверял меня, что не хотел грубить, а всего лишь пошутил. Джон – разносторонняя и благородная натура, и не думаю, что кем-то я восхищаюсь больше, чем им.
Ринго Старр, ставший битлом последним, примкнул к группе не по моей прихоти – этого хотели сами парни. Чтобы до конца быть честным, скажу, что я вовсе не стремился заполучить его. Я считал, что его манера игры слишком громкая, его появление в составе никого не впечатлит, и вообще не мог понять, чем уж он так важен для Битлз. Но в который раз я доверился их чутью и оказался вполне себе вознагражден. Он стал отличным битлом и преданным другом. Он обходителен, остроумен, хорошо барабанит и нравится мне чрезвычайно. Ринго – очень простой и приятный молодой человек.
Мы редко ссоримся, потому что он сговорчив, пожалуй, больше, чем все остальные. Был, правда, один неприятный эпизод в начале парижского турне этого года.
На дворе стоял январь, а перед битлами стояла задача завоевать страну, где в отличие от, скажем, Скандинавии или Германии, о них почти ничего не знали. Посему я очень переживал, беспокоясь об успешном начале турне. А успех, как научила меня Америка, начинается прямо после приземления в аэропорту.
Но Ливерпуль окутал туман, и Ринго не смог вылететь в Лондон, откуда отбывал наш рейс на Париж. Прочие битлы, я и куча журналистов находились в столице, когда услышали об этой новости. Естественно, я был весьма раздосадован тем, что вместо четырех, лишь три битла сойдут по трапу в парижском аэропорту Ля Бурже. Я позвонил в Ливерпуль и попросил Ринго как можно быстрее бежать на вокзал, дабы с помощью железной дороги присоединиться к нашей вылетающей в Париж ватаге.
Он отказался, возможно, считая, что битлам не пристало ездить поездом, и пообещал вылететь первым же самолетом. А я этого не хотел, не доверяя погоде. О чем и сказал ему.
— Ринго,- произнес я,- я ведь раньше никогда не просил тебя сделать что-то специально для меня.- На что он ответил: «Да уж, конечно. Вы прекрасно знаете, что постоянно просите меня сделать то одно, то другое – встретиться с прессой, путешествовать тем или иным способом».
— Я так не делаю, но если это тебе не нравится, можешь поступать, как заблагорассудится!
Я был очень рассержен, и когда, в конце концов, он появился в Париже, атмосфера была еще та. Но в таких группах, как Битлз, не принято долго дуться, и после пары многозначительных взглядов и ухмылок все наладилось. Ну и, как при прочих неприятностях, помогла дружеская беседа. Наши отношения достигли такого взаимопонимания, что позже Джордж и Ринго даже переехали в тот же квартал, где живу я.
У Джорджа тоже есть свои амбиции, но я не могу припомнить никаких наших столкновений по этому поводу. Ни я, ни битлы не любим споров, а потому избегаем спорных вопросов. С Джорджем на удивление легко. Он, подобно остальным, чрезвычайно широкая натура. И, хотя вместе, на первый взгляд, они ведут себя похоже, на самом деле, у каждого свой характер.
Джордж – бизнес-битл. Насчет денег он скрупулезен и желает знать все статьи дохода, а также, как и что следует сделать, чтобы деньги работали. Ему бы понравилось быть инвестором. Джордж щедр, но хитер. Он любит тратить деньги, но всегда остается в рамках дозволенного и не залезает в долги. Ему нравятся автомобили большие и быстрые, но и свой старенький драндулет он не забыл застраховать на приличную сумму.
Незнакомые люди находят его приятным собеседником, потому что Джордж умеет слушать и интересуется буквально всем вокруг. На мой взгляд, заслуживает всяческой похвалы и поощрения желание молодого человека знать как можно больше, хотя уже сейчас он так богат, что, даже если и не узнает ничего нового, то ничего не потеряет. И вдобавок замечу, что этот битл пусть и не слишком плодовит, как композитор, но на редкость музыкален.
Перед каждым концертом он очень подолгу настраивает инструменты. У него отличный слух, позволяющий отличать полутона, и в этом все остальные доверяют ему безоговорочно. На сцене он постоянно что-то подстраивает, его уши реагируют на малейший диссонанс.
Внешне, если Пол гламурен, Джон смотрится командиром, а Ринго — этакой маленькой неожиданностью, то Джордж, с его спокойной, широкой, но хитроватой улыбкой, выглядит простым соседским парнем.
Все они – отличные, экстраординарные молодые люди. Я не верю, что когда-нибудь вновь возникнут такие же. Я убежден, что все происшедшее характеризуется единственным словом – никто в шоу-бизнесе не создал ничего подобного с такой увлеченностью и магнетизмом.
