Ближе к концу лондонской пресс-конференции, которой начинается лента «Не оглядывайся назад», журналистка Морин Клив заговорщически наклоняется и спрашивает: «А Вы когда-нибудь читали Библию?» После некоторого увиливания и притворных улыбок Дилан отвечает: «Я просмотрел ее. Но не прочел». Однако даже небрежное прослушивание его текстов обнаруживает, что знакомство автора песен с Книгой Книг вовсе не поверхностно, а отсылки — прямые и косвенные — заметны в таких песнях, как «Ливень», «Времена, они меняются», «Врата рая». В конце шестидесятых посетители его вудстокского дома обнаружили бы в прихожей огромную раскрытую Библию, лежавшую на аналое. Тогда было малоизвестно, что 13-летний Бобби Циммерман получил от почтенного ортодоксального ребе (таинственная в дилановском изложении личность, однажды пришедшая с Восточного Побережья и вновь исчезнувшая вскоре после Посвящения своего ученика) религиозное предписание вернуться в Хиббинг и поупражняться дома над библейскими текстами.
Не нужны глубокие поздания в вероучении, чтобы в первой же строке песни о «61-ом шоссе» заметить отсылку автора к Библии, где Господь приказывает Аврааму принести в жертву своего сына :
И повелел Бог:
Теперь возьми своего сына, своего единородного сына Исаака,
Которого ты любишь больше всех
И веди его в землю Мориа;
И прикажи ему подготовить все, что нужно для всесожжения…
И простер руку Авраам,
И взял нож, дабы умертвить сына своего … (Книга Бытия 22:2-10)
— разница лишь в том, что в оригинале Авраам всецело жаждет исполнить указание (крайне расхваленный признак веры, за который нынче старца упекли бы в сумасшедший дом), тогда как в дилановском перепеве он отвечает Богу по зрелом размышлении да еще и нахальным уличным жаргоном:
Бог Аврааму повелел: «Ты сына в честь мою убей!»
«Ты шутишь, Боже?»- Эйб не понял в простоте своей
«Нет»,- отвечает Бог, и Эйб от горя занемог
«Ну, поступай, как знаешь,- молвил Бог,-
Но в следующий раз жди от меня не милость, а ущерба»
«И где же мне убийство учинить?»- Эйб вопрошает нервно
Бог отвечает: «На шоссе 61-ом».
Дилан едва ли был первым, кто перевел теологию Ветхого Завета на язык современного диалекта. Просто внутри его круга непосредственных влияний, в его прошлой жизни был оставлен совершенно очевидный след скабрезным комиком Ленни Брюсом и рассказчиком-хипстером Лордом Бакли – один из альбомов которого можно заметить на обложке «Принося все это домой» и чей стандарт «Черный крест» (“Black Cross”) Дилан изобразил в 1962 году. «Хипстерный проповедник бибопа… оборванец-краснобай, порасставивший свои риффы повсюду: от супермаркетов до бомб и распятия» — отличная характеристика этого Лорда.
Однако «61-ое шоссе» — больше, чем всего лишь Версия Короля Боба, в ней, как и во многих дилановских песнях тех времен, кишат культурологические отсылки к самым разным источникам: в данном случае, Джорджии Сэму (вероятно, псевдоним блюзмэна Слепого Вилли МакТелла), трафаретному фолк-блюзовому персонажу бедняге Говарду (тому, что согласно Лидбелли, «помер, удочки смотав», Седьмому Сыну – шекспировскому родственнику «пятой дочери в Двенадцатую Ночь», историческому Королю Людовику и беспринципному промоутеру (занимающему в ежедневной жизни музыканта такую большую часть, что разъяснения излишни). Кроме того, как указал автор, при написании этой песни на него повлиял еще и Роберт Джонсон.
Указание предшественников – ключ ко всей разыгрываемой драме: конфликту сына с его реальным или символическим отцом в вечном бурлении страстей, захватывающему, как правило, и кое-какие теневые стороны взаимоотношений. Многие отметили тот факт, что «Авраам» вызывает в памяти не только библейского патриарха, но также и Абрама Циммермана – отца, с которым в тот период жизни Дилан едва ли даже контактировал. «Мистер Циммерман был типичным американским папашей из среднего класса; он верил в Американскую Мечту,- писал Энтони Скадуто.- Подобно многим отцам, чьи сыновья-подростки проявили к новорожденному рок-н-роллу больший интерес, чем простые слушатели, и начали играть эту музыку сами, он ее не одобрил. Очевидно он считал, что все это мимолетно и Боб попросту напрасно тратит время, которое должен посвятить своему образованию и карьере».
Эйба Циммермана, когда-то разорившегося дотла и вынужденного вступить в бизнес своих братьев, больше всего, видимо, заботило то, чтобы его сын обрел финансовую обеспеченность и со временем стал владельцем семейного магазина бытовых приборов – перспектива, которая предсказуемо ужасала юного Дилана. Коренастый, приземистый мужчина, носивший очки, куривший сигары и «как правило, характеризовавшийся остроумием, спокойствием [и] скромной непритязательностью», папаша Циммерман преследовал простые цели: обеспечивать семью, войти в высшее общество Хиббинга (он являлся членом местного Ротари-клуба и Братской Иудейской общины) и заботиться о том, чтобы сын пошел по его стопам. Роберт Шелтн цитирует его отеческую освещенную веками литанию, обращенную к беспомощному подростку: «Мы дали тебе надежный кров. Мы покупаем тебе все самое лучшее. Чего ты хочешь еще? Когда я был в твоем возрасте, мне это не доставалось так легко». Но, оглядываясь назад, признаем, что его наскоки на страстную влюбленность сына в Литл Ричарда и Джеймса Дина были, в основе своей, выражением опасения за его будущее. Позже, когда Боб прославился и достиг успеха в своем деле, Эйб с гордостью развесил его фотографии по стенам лавки и выставил альбомы на витрину.
Однако с юным отпрыском все было не столь однозначно, его отношение к отцу с самого начала характеризовалось амбивалентностью. В частности, в стишке, написанном в десятилетнем возрасте ко Дню Отца, говорится:
И пусть он даже не поверит,
Что каждый день стараюсь я порадовать его,
А ежели он злится на меня,
Я думаю, что лучше мне вести себя потише,
И лучше мне его не злить…
Я счастлив, что отец такой хороший мне попал…
Во что бы то ни стало вам его не победить.
Без папы я б совсем пропал.
Спустя пять лет Эйб утратил свой непобедимый статус, и у большинства из тех, кто знал Дилана-подростка, сложилось впечатление, что он не слишком-то заботлив по отношению к отцу. Позже в октябре 1963-го, не подозревая, что родители тайно прилетели в Нью-Йорк на его концерт в Карнеги Холле, Боб продолжил уничтожать своего отца, публично заявив, что является, дескать, сиротой. Черты осмотрительного, курящего сигары Эйба можно подметить в самых разных образах, от папаши Мэгги («он может хохмы ради загасить свою сигару о твое лицо») до спешащего на работу жалкого С.В.Джонза. Ирония в том, что, если Абрам Ц.(по мнению поэта) был бы всего лишь типажем, убивающим сына по приказу босса, то в «61-ом шоссе» его дублер уже слегка дерзит своему Пахану.
И, как это случается со многими молодыми бунтарями, пришло время блудному сыну пересмотреть свои позиции. Когда в 1968 году Эйб Циммерман умер, Боб горько сожалел о долговременном охлаждении между ними, признав на похоронах, что «мой отец был лучшим человеком на свете и, наверное, стоил сотни таких, как я». Принимая в 1991 году премию Грэмми за Жизненные Достижения, он отдал двусмысленную дань уважения такими словами: «Мой папочка однажды сказал мне, он сказал: Сынок, может случиться, что в этом мире ты станешь таким скверным, что твои собственные мать и отец отрекутся от тебя. Если это случится, то Бог уверует в твою способность самому выбирать свои пути».
Подобно библейским аллюзиям первого куплета, открывающегося показом, кто в доме хозяин, эдипова драма противостояния Авраама/Абрама и Исаака/Боба маскирует до некоторой степени аналогичные отношения между молодым Диланом и еще одной «отеческой» фигурой в его жизни. Строчка «Ты что ли шутишь надо мной?» прозвучала бы довольно странно в устах мистера Циммермана, но весьма обыденно для жаргона Тома Уилсона – человека, который, судя по бесчисленным студийным записям, потратил большую часть своей жизни, на уговоры своего руководства действовать «ответственно» (на мотив вечного блюза Тома Уилсона). А промоутер, «который чуть не рухнул на пол», неминуемо вызывает в памяти прежде всего дилановского суррогатного папочку – Альберта Гроссмэна.
Истории о личном дилановском Полковнике Томе Паркере (знаменитом продюсере Элвиса Пресли – прим.перевод.) слишком многочисленны и противоречивы, чтобы мы здесь ими занимались. Согласно одним, он был отпетым мошенником, по другим – бескомпромиссно честным (хотя подробности его деловых взаимоотношений с нашим героем намекают на обратное). Некоторые утверждают, что тот увез певца в Вудсток, подальше от наркотиков, другие настаивают, что он потчевал своего клиента наркотиками, дабы удерживать в зависимости. То немногое, на чем сходится большинство,- начало карьеры музыканта чрезвычайно выиграло от сообразительности Гроссмэна, представлявшего собой грозного оппонента. «Рядом с Альбертом Боб чувствовал себя способным отбрить любого, — подметил Питер Ярроу, другой подопечный Гроссмэна.- Он подражал каждому, с кем оказывался на одном поприще, и естественно начал перенимать и учиться всяким уловкам Альберта». Пример гроссмэновской бизнес-тактики сохранен в сцене из «Не оглядывайся назад», где он манипулирует своим британским гомологом Тито Бёрнсом, удваивая цену выступления Дилана – подходящий сценарий для промоутера, помогающего устроить Третью Мировую войну, выведя на 61-ое шоссе спортивных фанатов.
Среди прозвищ Гроссмэна были «Плывущий Будда», «Сокрушающий нимб» или просто «Медведь» ввиду его впечатляющих физических данных, ниспадающих седых локонов и вопиюще уклончивых манер. Народец Гринич-виллидж изнывал от зависти – ведь для своих клиентов Альберт мог отхватить гораздо более выгодные контракты, чем прочие менеджеры, к тому же он глумливо коммерциализировал лилейно чистый мир фолка (символичности его кулачной стычки с Аланом Ломаксом в Ньюпорте не забыл никто). Кроме прочего он способствовал изменению лица поп-музыкального бизнеса установлением неслыханного уровня контроля над артистами. Первым из своего окружения обосновавшись в Вудстоке, склонив затем своего звездного клиента проделать то же, к концу десятилетия он содействовал превращению тихого уголка штата Нью-Йорк в настоящую рок-Мекку. Как саркастически заметил Робби Робертсон, «если бы не Альберт, мы были бы известны как Поколение Покипси (мелкий городишко на сев.-востоке шт. Нью-Йорк. В годы подъема рок-хиппи-движения учащиеся привилегированных коледжей городка, в основном дети из нью-йоркского верхнего среднего класса и выше, дистанцировались от молодежного бунта, что способствовало возникновению неустойчивого жаргонизма «опокипситься» — наложить в штаны – прим.перевод.)
За несколько лет гроссмэн-дилановские отношения размыли границу агент-клиент и отец-сын до неузнаваемости: вблизи от казалось бы постоянно насупленного менеджера-защитника находился исполнитель, бесплатно пользовавшийся всем имуществом старшего в паре (включая вудстокский дом и апартаменты возле Грамерси-парка), словно имеющий право первородства. Но со временем эти отношения неизбежно остыли и, когда в августе 1969 года контракт Гроссмэна истек (по иронии судьбы в те же выходные, когда бушевал Вудстокский фестиваль), Дилан предпочел не продлять его. Это не удивило тех, кто в предыдущем году тщательно вслушался в «Уважаемого собственника» (“Dear Landlord”) – песню, которая, несмотря на многочисленные авторские опровержения, кажется инспирированной именно спадом привязанности к Гроссмэну. Запутанный конфликт издательских интересов, пунктов и подпунктов еще два десятилетия удерживал этих двух мужчин в стадии продолжительных переговоров и встречных исков, завершившихся в конце концов в 1987 году решением уплатить антрепренеру два миллиона долларов. Денег Гроссмэн так и не увидел: он скончался от сердечного приступа годом раньше, совершая перелет в Лондон. Ему было 59 лет.
Если сам альбом изображает панорамный размах музыкального, эмоционального и психологического ландшафта автора, то одноименная песня предлагает взгляд с высоты птичьего полета на Всеамериканский Кошмар образца примерно 1965 года. Подобно «Разговорному блюзу Третьей Мировой войны» и «115-му сну Боба Дилана» она вышвыривает Американскую Мечту за порог, наваливает кучу мучающихся животных, сбитых на шоссе. Вместо филантропического государства, поддерживающего жмущиеся друг к другу массы, мы имеем Департамент Соцобеспечения, который не раздает никаких пособий. Вместо флагов и праздничных украшений мы имеем нежеланный избыток «красных, белых и синих шнурков» (цвета американского флага – прим.перевод.). Развитие нации заменено беспрепятственной спекуляцией, а вера и сострадание – угрозами и запугиванием. Это – заглавная песня альбома, экстракт дорожного путешествия Дилана по Америке, и все, что мы отмечаем за окнами его авто, это — коррупция и продажность, одного взгляда на которые достаточно, чтобы породить новое насилие.
Но, несмотря на лежащую в основе мрачность, «61-ое шоссе» — самая смешная песня диска, характерная грубовато комичными эпизодами и несколькими наиболее ловко сблокированными поворотами фразы. Настрой установлен с самого начала: и несерьезное, фантастически легкое электро-фоно Купера, и шутовской полицейский свисток (в который дует Дилан) задают шаффл быстрого блюза. Подобно «Бьюику 6», другому подвижному блюзу альбома, этот короткий и энергичный номер все время (3:30) подталкивает хлесткая бутылочно-горлышковая гитара Блумфилда.
Первый дубль, очень напоминающий финальный, но менее пружинящий, характерен несколько более сложной и интересной работой слайд-гитары, хихикающей над черной абсурдностью стихов. Что отсутствует, так это сигнатура полицейского свистка, который Эл Купер обычно носил на шейном шнурке «для избавления от некой юморной паранойи на различных тайных нарко-тусовках, если я там себя вдруг обнаруживал». После небольшого числа прогонов, вспоминал Купер, он подошел к Дилану «и предложил ему убрать губную гармошку и вставить в ее держатель полицейскую сирену.- Немного разнообразия для твоего альбома – да и к стишкам лучше подойдет,- намекнул я. Предложение было принято, записано и заархивировано навсегда».
С тех пор «61-ое шоссе» стало главным элементом сценических шоу Дилана, превосходя любую другую песню по числу концертных исполнений, кроме «Сорной травы» и «Что видно там на башне» («All Along the Watchtower»). Через все годы и изменения в составах гастролировавших с автором ансамблей она подверглась сравнительно небольшому пересмотру – кроме одного случая. Как отметил Пол Вильямз, когда Дилан выступал в 1969 году на острове Уайт, то изменил первую строчку на «дай мне сына». Четверо его детей были дома, беременная Сара — среди публики, и в эту минуту певец очевидно был не склонен приносить в жертву никого из своих отпрысков.