Фактически хаос начался еще в ЭлЭйе за несколько дней до начала мартовского концерта 69-го года в Майами. До Билла Сиддонза дошло известие, что тамошний промоутер продал восемь или девять тысяч билетов, набросив полтинник или доллар сверх оговоренной цены, так что атмосфера начала портиться, когда мы еще даже не покинули город. Если бы промоутеры прежде всего были честны с нами, то беда была бы предотвращена. Если бы мы знали о предыстории их неплатежей группам или платежей не таких, как было оговорено, мы, может, и не погрузились бы на рейс Делта Эйрлайнз до Флориды. Если бы да кабы…
Годами позже Винс Тринор – наш роуди – вспоминал все это примерно так: «В международном аэропорту Майами нас встречает этот парень со своим грузовиком и забирает оборудование. Конечно, мы же играли на выезде; это был дебют новой аудио-системы, которую я построил для «Дверей»: большие усилители. Так что он притащил всех своих качков, которые оказались членами его каратэ-клуба, и они запихали оборудование в грузовик. Я в экстазе! Ничего не надо делать. Они все забирают и обещают попозже доставить. А Билл парится с промоутером и нашим нью-йоркским агентом, который прилетел помочь исправить недоразумение. Похоже, что они не только завысили оговоренную цену, но и билетов продали на тысячу или две больше. Они не могут прийти к согласию, поэтому Сиддонз говорит: «Хрен с ним, мы не собираемся играть!» Промоутер говорит: «Вы будете играть». Билл говорит: «Ты так думаешь?» А промоутер отвечает так: «Не будете играть – не получите назад свое оборудование». Билл поворачивается ко мне и говорит: «Где оборудование?» Я показываю на отъезжающий грузовик и говорю: «Вот там и было оборудование». А у нас после Майами запланировано еще 18 представлений… по всему Восточному Побережью. Наш первый затяжной тур».
%
— Сообщение от Джима,- прокричал Винс, поднимаясь по лестнице и входя в гримерку.- Он в Новом Орлеане, пропустил очередной самолет и будет здесь около семи. — На часах было пять и предполагалось, что мы выйдем на сцену в восемь. Отлично, подумал я. «Ожидая Моррисона».
— Не поставим звук,- заканючил я.
— Да все будет в порядке, Джон,- снисходительно ответил Рэй.
Робби, конечно, практиковался на своей гитаре. Его инструмент был портативен. Никаких оправданий. Мне хотелось, чтобы он проявил в сложившейся ситуации чуть больше эмоций. Без проверки звука первые несколько номеров были шероховатыми.
Когда к семи часам аудитория заполнила зал, и группа разогрева начала свою программу, моя злоба на Джима усилилась. Его непредсказуемость все больше и больше влияла на концертные выступления, и это просто сводило меня с ума! Почему он хотел похоронить все, что мы создали? Я думал об этом в то время, как по своему обыкновению из-за занавеса обводил взглядом толпу. Может, это была последняя отчаянная попытка побороться с имевшей место одержимостью. Ранимый, скромный мальчик из колледжа, стоявший спиной к аудитории, давно исчез. Победил Король Ящериц, и Джим еле дышал под его новой кожей.
«Есть точка, пройдя которую, мы не можем вернуться. Той точки еще надо достичь»,- написал однажды Кафка. Моррисон наконец достиг ее. Он превращался в насекомое. Он трансформировался в монстра, который пока еще мог зачаровывать.
До Майами. Его зачарованная жизнь закончилась в Майами.
Что подвело Джима к бездне в тот вечер в его родном штате и заставило прыгнуть? Он определенно был рожден с каким-то сверх-напряжением или внутренними демонами.
Дугой широкий пляж под драгоценной хладною луной,
Нагие парочки торопятся в прибежища свои,
А мы смеемся, словно глупые и ласковые дети,
Засаженные в шерсто-ватные младенчества мозги.
А музыка и голоса еще все возле нас.
Он был рано развившимся подростком с военным воспитанием. Постоянные переезды. Слухи об агрессивной мамаше, которая чуть было не обратилась в нашу веру, посетив в конце 1967 года концерт в вашингтонском Хилтоне. Джим скрывался от нее весь вечер, но она была повсюду, заправляя командой осветителей, чтобы они хорошенько освещали шоу ее сына.
Может, чувства Джима были чересчур обострены. Я уверен, что он был разным: когда мы подружились и стали членами ансамбля приятелей, и теперь, когда наши мечты стали реальностью; но этого оказалось недостаточно. По крайней мере, ему.
А, может, Джим просто служил в Театре Жестокости Антуана Арто:
Вот к какому заключению мы хотим прийти: каждое наше представление связано с высоким риском. Не к разуму и чувствам людей мы обращаемся, а к самому их существованию. И их, и нашему. В идеале публика пойдет в театр так же, как она ходит к хирургу или дантисту; с чувством ужаса, но также и необходимости. Настоящий театральный опыт сотрясает затишье чувств, высвобождает сдавленное подсознание и ведет к своего рода потенциальному бунту, который не может реализоваться в полном объеме, пока он остается потенциальным и навязывает собравшейся толпе трудную и героическую позицию.
«Аудиториум Обеденного Островка» в Майами изнывал от духоты из-за всех этих дополнительных зрителей, которых пустили благодаря тому, что вынесли сиденья. На часах было 8:15 вечера. Нам предполагалось выйти 15-ю минутами ранее, а от Джима – ни гу-гу. Моя голова лопалась от богохульств.
— Может, без него начать?- сказал Робби.
— Нет!- проорал я, стараясь оттянуть время. Тут находилась не бесчувственная европейская толпа. Эти люди буйно шумели, и я был уверен, что им хочется «Дверей» с их земляком, распевающим на первом плане. Я был мертвенно бледен. И занял себя упражнением барабанщика на растяжку: держа руки прямо перед собой и, храня в ладонях толстые концы палочек, я вращал запястьями вверх-вниз.
Наконец Винс взбежал по лестнице в гримерку, вопя: «Он здесь!» Я отвернулся, чтобы не встретиться глазами; присутствие кого-то входящего в комнату и так чувствовалось по реакции остальных. Хаос был буквально ощутим. То, что писаки назвали «харизмой». А я называю это психозом.
Я не взглянул на Джима, потому что боялся его. Я был так взбешен, что хотел врезать ему, но в то же время опасался сказать что-нибудь враждебное. Когда некто достигает такой мощи, что остальные — как друзья, так и чужаки — боятся комментировать его выходки, жди беды.
Робби осуждающе глянул на Сиддонза, а Рэй – Страдалец № 1 – только промямлил: «Ну, давайте уже».
Джим был пьян в жопу.
Есть ощущение слона в посудной лавке, но ты как-то не замечаешь его. Ты бродишь вокруг… и повсюду это слоновье дерьмо… но ты притворяешься, что его нет.
(Джэнет Войтитц, «Взрослые дети алкоголиков»)
— Что вы хотите сыграть, ребята?- сказал я.- Давайте начнем с «Мужчины, заходящего с черного хода», — Окей?
Все кивнули, и мы направились на сцену. Я не проталкивал дальнейшие песни ввиду нехватки времени. Как обычно, даже по трем песням я не мог достичь согласия.
Спуск по лестнице напоминал вход в сауну. Дантов Ад. Позже мне стало известно, что там находилось около 13 тысяч человек, утрамбованных в зал, предназначавшийся для семи тысяч. Винс нанял нескольких аборигенов стоять в дверях с металлоискателями. Когда мы выходили на сцену, Винс шепнул нам, что металлоискатели оказались устаревшей конструкции. Рэй восстанавливает в памяти события: «Джон, Робби и я не знали, что выкинет Джим. Мы бы последовали за ним, если уж придется, даже в пасть самого Цербера, потому что это – Джим, он наш, он — наш главарь – поэт».
Мы начали «Мужчину, заходящего с черного хода», Джим спел несколько строк и вдруг остановился. Мы немножко поимпровизировали, но вскоре смолкли. А Джим понес пьяный рэп:
«Все вы – компашка долбаных идиотов. Вы позволяете другим указывать, что вам делать. Командовать вами. Вы это любите, не так ли? Может, вы любите, чтоб вас пихали мордой в дерьмо… вы все – скопище рабов? Что вы собираетесь делать со всем этим? Что собираетесь делать?»
Я захотел превратиться в жидкость и истаять в пространстве меж моих барабанов. Я никогда не слышал такой ярости, обращенной непосредственно к публике.
Он продолжал. «Эй, я не говорю о революции. Не говорю ни о какой демонстрации. А о том, как повеселее провести время. Я говорю о танцах. О том, чтобы до боли возлюбить ближнего. Я говорю о том, что надо овладеть вниманием друга. Я говорю кое-что о любви. Люби, люби, люби, люби, люби, люби, люби. Сгребай друга в охапку… и люби его. Да-в-а-а-а-а-а-а-а-й. Да-а-а-а-а-а-а-а-а!»
Если бы я мог переплавиться и спрятаться за своим басовым барабаном. Я был достаточно мал, чтобы поместиться там. Если бы скрючился. Я не двигался. Вдохновение Джима питалось посещением несколькими днями ранее «Живого Театра» Джулиан и Юдит (Молина) Бек в университете Южной Калифорнии. Они составляли труппу конфронтационного перфоманса, которая отворила творческие соки Джима и нагнала ужас на меня. Джим заполучил билетики для каждого желающего прямо возле нашего офиса. Он действительно хотел, чтобы мы увидели, чего они там себе достигли. Билл Сиддонз вспоминает: «Это был театр конфронтации, и Джим был глубоко потрясен тем, как явно она заставляет людей меняться, поскольку фактически это наилучшим образом отражало то, чем был поглощен Джим. Он провоцировал людей, поскольку чувствовал: надо низвести человека до его сути, а вот с ней-то и работать. На представлении «Живого Театра» актеры носили минимум одежд, что-то типа джи-стрингз (лента, спускающаяся с талии; единственная одежда, остающаяся на исполнительнице стриптиза в конце представления – прим.перевод.), они карабкались по проходам и над публикой, крича: «Без паспортов! Без границ! Рай сию же минуту!» Я был напуган. А Джим воодушевлен».
— Эй, что вы все тут делаете? Вы хотите музыки. Нет, это не то, чего вы хотите на самом деле. Ну, ладно, я хочу увидеть тут кое-какое действо, хочу увидеть, как кто-нибудь тут веселится. Хочется увидеть немножко танцев. Тут нет правил, нет ограничений, нет законов, валяйте! Может, кто-то хочет подняться сюда и полюбить меня в задницу? Давайте. Мне тут так одиноко, хочется немножко любви…
Он склонил голову, а я подумал о Пэм. В ту минуту я грустил и стеснялся Джима. Не стоило ему выставлять напоказ свою уязвимость.
Майами оказались одной из последних попыток Джима поймать искру нового творчества и подавить демонов, сбивавших его с толку с самого рождения. Подобных тем, что твердили Ленни Брюсу, дескать, больной мир нуждается в комедианте или заклинателе, изгоняющем бесов.
Джим интенсифицировал свои поиски с помощью чтения экзистенциальной литературы, психоделики и алкоголя. Подобно своим романтическим идолам – Ницше и Рэмбо – он приукрашивал смерть. Сочинительство и выступления казались единственными вещами, которые ослабляли экзистенциальный страх Джима.
Тот, кто знает, как дышать воздухом моих творений, осознает, что это воздух высот, а он бодрит. Человеку следует дорасти до него, иначе он убьет его.
— Фридрих Ницше
Конечно, ни ансамбль, ни аудитория не знали, до чего дойдет Джим на этот раз. И перед выступлением в «Голливуд боуле» он не сказал нам, что принял кислоты, и теперь не предупредил, что введет в представление Театр Конфронтации.
В музыкальном плане концерт был хуже некуда. После нескольких попыток сыграть наши песни, на протяжении которых кто-то из публики швырнул на сцену галлон забрызгавшей нас флуоресцентной оранжевой краской «Дэй-Глоу» (торговая марка производителя флуоресцентно окрашенных материалов – прим.перевод.), Робби и я оставили инструменты и начали убираться со сцены. Ее левая часть затрещала и обвалилась на несколько дюймов.
Винс Тринор воссоздает несколько следующих мгновений: «Кто-то вспрыгнул на сцену и окатил Джима шампанским, отчего тот снял рубаху. Он промок насквозь. «Давайте немного осмотрим кожу, давайте обнажимся,- сказал он, и одежды начали срываться. Я во всем виню зрителей.
К этому моменту Джим соблазнил множество фанатов взобраться на сцену, сформировать круг, взяться за руки и затанцевать. Полицейский и Джим обменялись головными уборами. Полицейский натянул джимову шляпу с черепом и костями, а Джим надел его фуражку. Потом дотянулся и сорвал свою шляпу с копа и запустил ее в публику. Полицейский вслед за ним стащил с Джима свою фуражку и швырнул ее в народ.
Потом Джим намекнул, что он собирается довершить стриптиз. «Вы пришли сюда не за музыкой. Вы пришли еще кое за чем. Более грандиозным, чем все доселе виданное вами». Рэй завопил, чтобы Винс остановил его. Винс продолжает: «Из-за барабанов Джона я добрался до спины Джима и запустил пальцы в петли для ремня на его брюках, закрутив их так, чтобы он не смог расстегнуть пряжку или ширинку».
Я решил слинять. Спрыгнув со сцены, нечаянно приземлился на доску с осветительными приборами, отчего один из охранников, подумав, что это Джим дурачится в качестве обладателя черного пояса по каратэ, провел такой прием, что тот полетел прямо на головы зрителей.
Перепуганные до смерти, мы с Робби побежали по лестнице, чтобы выбраться из этого хаоса. Теперь Джим был в центре зала, предводительствуя в змеином танце десятью тысячами человек, следовавшими за ним. Я посмотрел с балкона вниз – аудитория выглядела гигантским клубком с Джимом в центре. Когда я входил в гримерку, оттуда выскочил Билл.
— Забери его оттуда!- предупредил я. — Он может травмироваться!
— Что я и собираюсь сделать!- прокричал Билл.
Минут через десять Король Ящериц ввалился с группой людей, смеясь и болтая. Сейчас он был трезв; концертная жизнь трезвит лучше, чем несколько чашек кофе!
Моя злость за испорченное представление угасала по мере того, как мы с Рэем взирали из окна на разъезжающуюся толпу. «Ты чувствуешь, какая там хлещет энергия?»- подчеркнул Рэй. Я отметил, что, разъезжаясь, люди обменивались энергичными замечаниями..
— Они там крепко подзарядились, как будто мы дали им энергетическую встряску, и они собираются разнести ее по улицам,- продолжил Рэй. Было ли его объяснение разумным?
— Да-а, я ощутил это,- ответил я, думая, что, хоть мы и плохо отыграли, зато театрально. Я взглянул на Робби, поклевывавшего обильное угощение, доставленное нам. Казалось, он смирился с только что произошедшим на сцене. Впрочем, одна мысль никак не шла у меня из головы. Как долго мы собираемся выходить сухими из воды? Полочка нашего пьедестала становилась все уже.
%
В самолете, несшим нас из Майами на ямайские каникулы, Джим рассказал, что опоздал с вылетом из Нового Орлеана из-за стычки с Пэм. Пытаясь организовать романтические каникулы, он арендовал большой ямайский плантаторский дом, а сейчас летел туда один. Дом располагался высоко на тропическом холме и дышал рабовладением. Через несколько дней Джим нарисовался у нас. Робби и я, а также соответствующие подруги – Линн и Джулия – арендовали большой дом на берегу. Джим сказал, что его краткое пребывание на вершине холма оказалось «жутким». Он описал свое сидение в столовой в конце длинного стола, прием пищи при сидящей на стульях вдоль стен прислуге, ожидающей приказаний. В спальне вокруг кроватей были кружевные занавески, предохранявшие от насекомых.
Я сочувствовал Джиму по этому поводу, но меня доставало, что он с грохотом нарушил идиллию нашего пристанища. Он нажрался рома, и его присутствие нервировало меня. Он знал, что я ненавижу его саморазрушение, но нам обоим было ясно, что его не остановит ничто. Спустя несколько дней Джим вернулся в Штаты, но не раньше, чем позвонил Билл и сказал, что выписан ордер на арест Джима. Он обвинялся в распутном и похотливом поведении, симуляции орального соития и непристойном обнажении. Я не мог поверить в эти обвинения! Да, Джим был пьян. Но симуляция орального соития? Они, должно быть, намекали на то, как Джим встал на колени, чтобы получше разглядеть пальцы Робби, игравшего на гитаре. Так как Джим не владел инструментами, он был в восторге от музыкантов. Позже в качестве доказательства непристойного акта фелляции использовалась фотография, на которой Джим всего лишь восхищался талантом Робби. Никакого злого умысла в Майами не было. Но они настаивали, что Джим подставлял Робби свой рот.
Если уж он такое учинил, почему они не арестовали его сразу же, и почему полиция после концерта была так любезна?
Винс описывает несколько следующих дней после концерта. «Я пришел в концертный зал на следующий день с несколькими помощниками, чтобы все упаковать. Из-за разбросанной одежды шагнуть быть некуда. Пришедшие подметальщики складывали эти одежки в кучи высотой 4-5 футов и 10 футов в окружности. Там были бюстгальтеры, ремешки, юбки, платья, блузки, кофты, трусы, туфли, штаны, носки, мокасины и кеды. Как какой-нибудь подросток пошел на рок-шоу, а вернулся домой без штанов?
До начала полномасштабного турне по Восточному Побережью у нас была неделя, и я отправился домой в Эндовер. «Двери» запланировали слетать на Карибы. Никто не делал из этого секрета. Я — в Эндовере, и тут разражается долбаная буря. «Король Ящериц непристойно обнажился!» Долго ли коротко, но все сводилось к следующему: а) ордер на арест не был выписан в течение 9 дней; б) это был ордер на арест беглеца – несмотря на всеобщую информированность о запланированных каникулах; в ордере значилось, что Моррисон покинул Майами, дабы избежать преследования; в) политика? Готов поспорить».
%
Когда ордер был выписан, Джим покинул Ямайку и вернулся в ЭлЭй. Наш полномасштабный тур по 20 городам был отменен. Пол Ротчайлд описывает картину в нашем офисе. «Они остались без работы. Промоутеры всей страны отказывались от заказанных шоу с той скоростью, с какой «Двери» успевали поднимать телефонную трубку. В те ужасные две недели почва буквально ушла из-под ног».
Винс добавляет: «Нас подвергли остракизму. Нас запачкали. Мы были неприкасаемыми, заразными. Был такой эффект, как будто масс-медиа и публичное мнение заткнули нам глотку».
Почему мир хотел верить – и это скверно – в то, что Джим непристойно обнажился? Найдя виновных, уже не так присматриваешься к собственным неврозам. По моей теории, некоторые родители провели расследование, отчего это их подростки вернулись домой полураздетыми, созвонились с местными политиканами, и они решили использовать Джима в качестве примера морального разложения. Долбаные политические махинации.
С другой стороны, а как же с Джимом не могло приключиться ничего ужасного? В своем элегантном, всезнающем стиле Рэй сказал в интервью, что мы «обеспокоились» насчет первого ареста Джима в Нью-Хэйвене. Обеспокоились? Мы знали ,что в ансамбле есть своя атомная бомба! Да ладно. Мы уподоблялись Слиму Пикензу из «Доктора Стрэнджлава», оседлавшему снижающуюся боеголовку – только мы притворялись, что ничего особенного не происходит.
Я с самого начала знал наверняка, что все идет к подобному концу. И реагировал шизофренически: одна моя половина ненавидела его, как Исмаил Ахава, за то, что он влек нас вниз; а другая говорила: «Это к лучшему, все к лучшему». Я был рад, что его прищучили, поскольку недостатки поведения были налицо. Как сказал вдохновенный Билли Джэймз, писавший нашу первую биографию для Электры: «Концентрация слишком большой власти в руках Джима была бы опасной». Должно быть, еще тогда он почуял хаос.
%
Охо-Риос, Ямайка, был невероятно прекрасен и романтичен, но Джулию, казалось, что-то тянуло от меня. Прекрасная вилла, арендованная мною с Робби, со своим собственным маленьким частным островом, была не нужна моей приятельнице. Она занималась любовью проформы ради. Никакой страсти. Мои фантазии об экзотическом празднике были порушены, но рассуждение о том, с каким дерьмом столкнулся наш майамский фанат, отбивало всякое желание что-либо предпринимать. Полное отрицание. Я отрицал, что у нас в ансамбле сумасшедший; отрицал сыпь на нервной почве; а теперь отрицал и то, что моя подруга уходит в отрыв. Я не мог вернуться к музыке, так сказать. Не снимай розовые очки. Спасибо, Мамочка. Позволь осадку осесть на дне стакана, просто помедитируй. Спасибо, Махариши.
Последние несколько дней в раю были тихи и мечтательны, так как мы готовились к реальной жизни в Лос-Анджелесе и возможному появлению в здании суда в Майами. Я только что пережил хренов циклон и хотел лишь курить благовония, пить тропический ром и созерцать закат.
А затем, по пути в ЭлЭй Джулия огорошила меня новостью, что она беременна! Все у нас было так отлично, и вот, она – беременна! Я все еще не хотел быть мужем, не говоря уж об отцовстве! По взгляду Джулии можно было догадаться, что она надеялась на такой ответ: «Ну, и давай заведем». Я не мог поверить, я просто онемел.
Время от времени я спрашивал, пользуется ли Джулия какими-нибудь противозачаточными средствами; в 1969-м предполагалось, что это – обязанность девушки, и мы об этом практически совсем не говорили.
%
Теперь у нас была большая проблема. На меня навалился такой стыд по поводу секса; выросший в католической семье, я даже не спросил, как это произошло. Был ли это несчастный случай? Я не знал. Но знал, что нахожусь в ярости. Я не хотел ребенка, да и она, можно сказать. Она ни разу явно не заявила, что хочет его, но…Следующий месяц мы с ума сходили от беспокойства по поводу того, как же нам быть – аборты тогда были запрещены. Я носился, как угорелый, стараясь найти доктора для этого. Наконец обнаружился мой хиропрактик в паре с доктором, и Джулия согласилась.