Тщательно сохраненная катушечная пленка вернула шамана в студию, и воссоединившиеся «Двери» создали поэтический альбом, о котором он так мечтал.
| Фото: Джим Моррисон с микрофоном лежит на сцене.
Подпись под фото: Нокаутирован? В годы после смерти Джима Моррисона работа «Дверей», казалось, не снискала особенных лавров. Иронично, а может, самым подходящим образом альбом поэзии Джима смог подпитать возрождение интереса к «Дверям». |
Со смертью Джима Моррисона в 1971 году поэтическая душа «Дверей» была утрачена, и «Другие голоса» с «Полным циклом» подтвердили, что творения группы никогда не будут прежними. Фанаты уважали попытку Рэя, Робби и Джона продолжать начатое, но без слов, голоса и присутствия Джима казалось, что музыка действительно кончилась.
Для тех, кто был особенно близок к «Дверям», смерть Моррисона стала печальным событием, но не шоком – порой было трудно представить, что жизнь Моррисона завершится как-нибудь иначе.
— Я ненавидел его угасание,- вспоминает Брюс Гэри,- но удивлен не был. Я видел, как он превращался из живо и зрело присутствовавшей на сцене, идеально выглядевшей рок-звезды, в человека, застигнутого периодом порчи и износа. Удивительно, что столь яркой персоне никто не может помочь, и она сгорает так быстро.
Было также чувство, что джимова неотвратимая кончина попросту сделала его еще одной жертвой в неумолимо растущем списке, уже включившем Дженис Джоплин и Джими Хендрикса и ожидающем многих других. «Ко времени происшествия в Майами некоторые из нас почувствовали, что все уже заскользило вниз,- говорит Пол Боди.- То начался период двухлетнего прощания с Джимом, протянувшийся с 1969-го по 1971-й год. И Джим был не единственным заскользившим вниз – казалось, полыхает вся рок-сцена».
К несчастью, смерть Моррисона в молодом возрасте стала идеальным финалом продвижения его персонального мифа о «дверной» музыке, и в середине семидесятых начали происходить некоторые любопытные вещи с «дверным» наследием. Вокруг памяти Моррисона сформировался какой-то культ смерти, чествующий изначально романтическую моду на раннюю кончину павшего мрачного героя.
| Фото: Цветник на могиле Джима Моррисона.
Подпись под фото: Надгробие Джима в Париже (самопальная надпись на бордюре — «Джим живет»). |
Ирония судьбы, но все последние годы «Дверей» Моррисон с боем пытался вырваться из круга такого идолопоклонства – это внимание вытолкало его в Париж, но ранняя кончина и неясные обстоятельства смерти, казалось, наложили на Джима печать злого рока. Многие вспоминают его как могущественное существо, которое затмевает человека и художника, а именно Короля Ящериц.
Парадоксально, но по мере подкрадывания легенды о Моррисоне к пропорциям «рок-божества» музыка «Дверей» звучала все реже и реже. Моррисоновская смерть вроде бы не принесла переоценки всем миром рока лучших работ «Дверей» — вместо этого кажется, многие критики и слушатели ощущали, что за отпадением Джима от благодати с необходимостью последовал период посмертного изгнания.
Рок к тому времени вступил в полосу стилевого самосознания, глиттер и глэм (муз.направления, в которых на первом месте – мишура, блестки, обильный грим, вычурная одежда, подчеркнуто манерное поведение – прим.перевод.) очертили границы хипповства, и нелегкомысленные исследования Моррисоном мира теней и его вера в то, что рок-н-ролл мог бы способствовать как размаху литературы так и массовым приключениям, многими рассматривались как противоречие.
Вдобавок внутри родной для «Дверей» сферы влияния — в Лос-Анджелесе неуклонно росла популярность нового звучания – неострого кантри-рока таких исполнителей как «Орлы» (Eagles), Джексон Броун, и чуть подкрученного мечтательного приятного попа британских переселенцев «Флитвуд Мэк». Это была музыка, которая больше имела отношение к тому, чтобы стать никакими, чем «прорываться сквозь», так что яростный напор «Дверей» звучал беспомощно грубым и раздутым.
Будто для наказания Моррисона и «Дверей» за их художественную спесь, и чтобы покарать фанатов, воспринимавших их музыку слишком серьезно, законодатели вкусов того времени посчитали «Дверей» «стрёмными».
Карьера Битлз была завершена, но они были группой, продолжавшей удерживать стойкое присутствие на радиоволнах, в корзинах магазинов грампластинок и в головах своих фанатов. Всегда находился новый способ послушать музыку Битлов. Все это, казалось, не распространяется на «Дверей». Моррисон ухитрился отключить внимание столь многих людей, сколь многих и «подкрутил» когда-то – это теневая сторона любой заминки шамана – и теперь, даже после смерти, многие не были готовы простить человеку его эксцессы и вернуться к чистому прослушиванию музыки и чтению стихов. С этим было покончено. Моррисон ушел; «Двери» закрылись.
— Я думаю, когда Джим Моррисон умер, «Двери» уже почти выдохлись,- говорит Даллас Тэйлор.- Многие люди чувствовали, что они несовременны и, казалось, никого по-настоящему не занимает ансамбль того же профиля, какого он придерживался всего лишь пару лет назад. А вот теперь, в связи с начавшимся возрождением, люди стремятся забыть период, когда о «Дверях» не говорили и не слушали их музыку.
| Фото: Здание в Лос-Анджелесе по адресу: Северный бульвар Ла-Сьенигэ, 962.
Подпись под фото: Дом, который построили «Двери»: первоначально – штаб-квартира Электра Рекордз в Западном Голливуде. |
К концу семидесятых музыка «Дверей» и слова Джима Моррисона испытали удовольствие действительно феноменального возрождения популярности, и ансамбль наконец-то в полной мере получил уважение критиков. И началось это возрождение весьма подходяще – с выпуска поэтического альбома «Американская молитва».
Восьмого декабря 1970 года на свой последний – двадцать седьмой – День Рождения Джим развлек себя особым подарком. Хотя многие друзья звали его отметить это торжество как следует, он предпочел арендовать студийное время у «Деревенских регистраторов» (название студии звукозаписи – прим.перевод.) в Лос-Анджелесе и записать свою поэзию.
Диск «Женщина Лос-Анджелеса» был близок к завершению, и у Моррисона теперь был контракт с Электрой на создание сольного альбома поэзии. Эта сессия были призвана запечатлеть большинство из основных произведений, которые Джим хотел представить на альбоме. В марте 1969-го, когда после конфликта в Майами ансамбль лежал на дне, у него была подобная поэтическая сессия. Джим пошел тогда в студию Электры с инженером Джоном Хэйни и записал несколько полновесных трэков.
Певец попросил его поинженерить и на сессии 8 декабря, а также пригласил прибыть в студию нескольких друзей: Флорентину Пабст и Фрэнка с Кэти Лисциандро – Фрэнк был старым приятелем по УКЛА, ставшим составной частью команды «Дверей». Его жена Кэти трудилась в секретариате группы.
Как описывает Фрэнк Лисциандро в своем фотожурнале воспоминаний «Час на магию», сессия была раскрепощенной, в присутствии маленькой чрезвычайно воодушевленной группки – Моррисон был особенно возбужден тем, что он наконец-то записывается как поэт. Кэти Лисциандро проворно перепечатала джимовы рукописи страницу за страницей и, как только Джон Хэйни был готов, Джим начал свое чтение с того, что потом станет секцией «Безукоризненный «торчок» в разделе «Зрелости достичь».
Джим перезаписал многое из материала предыдущей сессии – те части, которое он с тех пор отредактировал и переработал. Поэт взял паузу, когда Хэйни потребовалось сменить бобину и, после того, как две из них были заполнены, маленькая группа взяла перерыв и отправилась в «Счастливый ты» — уютный мексиканский ресторанчик, где Джим проводил уйму времени в свои студенческие деньки.
По возвращению в студию Джон Хэйни презентовал Джиму другой «день-рожденный» подарок – бутылку ирландского виски – и, когда она пошла по кругу, студийная атмосфера стала еще более раскрепощенной. Джим начал использовать тамбурин, аккомпанируя своим словам, и прервался на небольшой импровиз из блюзовых песен. Он также вытащил друзей к микрофону, чтобы они внесли свою долю и прочли несколько его работ. Часы спустя с множеством записанных бобин Джим пребывал в прекраснейшем за очень продолжительное время состоянии духа. «Замечательно, замечательно!»,- твердил он Флорентине, Кэти, Фрэнку и Джону. – «О, Боже, я не могу в это поверить! Это невероятно».
К сожалению, Джим не прожил достаточно долго, чтобы увидеть свой поэтический альбом, и в течение нескольких лет его записанные слова томились в забвении.
После «Полного цикла» оставшиеся «Двери» пошли по разным дорожкам. Им поступило несколько предложений по поводу замены певца – непродолжительное время рассматривалась кандидатура Игги Попа, но в начале 1973-го, находясь в Англии, ансамбль объявил, что с этим покончено.
| Фото: Игги Поп с подружкой.
Подпись под фото: Эхо сценического присутствия Джима Моррисона и атмосферу шок-театра можно было обнаружить в исполнителе типа Игги Попа, который на сцене регулярно катался голой грудью по битому стеклу и разглагольствовал о том, как он бросался в море публики. |
В 1974 году Джон Дэнсмо и Робби Кригер сколотили новую команду под названием «Окурки-бэнд» и записали альбом. Хоть эта пластинка и не имела коммерческого успеха, она продвинула вперед репутацию Дэнсмо и Кригера, как пионеров в музыке: оба они проявили большой интерес к пульсирующим ритмам Ямайки и, как основатели «Окурки-бэнда», числятся среди первых белых американцев, исполнявших рэгги.
Рэй Манзарек пошел дальше и скомпилировал в 1974 году пару сольных пластинок. Первым альбомом был «Золотой скарабей», за ним последовал «Мы начинали, рок-н-ролля, теперь оно осталось без контроля». Последний содержал трэк, названный «Я просыпаюсь, крича», на котором отличилась панк-поэтесса и преданная защитница Моррисона Патти Смит, прочитавшая речитативом несколько джимовых слов из «Новых творений».
Манзарек и Игги Поп вернули Джима Моррисона на вечернюю сцену клуба «Виски давай-давай» третьего июля 1974 года, спустя три года после его смерти. Рэй помог организовать в «родном доме «Дверей» Вечеринку В Память Об Исчезновении Джима Моррисона, и когда его ансамбль завел «Женщину Лос-Анджелеса», Поп в футболке с лицом Джима вспрыгнул на сцену и загорланил песню. Манзарек и Поп приняли также участие в концерте «Смерть глиттэр-рока» в голливудском Палладиуме в 1975 году, играя с ансамблем, который включал гитариста Джеймза Вильямсона, ударника Гэри Мэлэбара и басиста Найджела Харрисона (который позже присоединился к «Блонди» (Blondie) (героиня одного из самым популярных с 30-х годов комиксов – прим.перевод.). Манзарек и Харрисон перманентно предпринимали попытки по созданию ансамбля, и начали было потенциальный, но недолго проживший проект под названием «Нойчной Город», который развалился вследствие яростных внутренних споров.
Было ясно, что Кригеру, Дэнсмо и Манзареку будет нелегко двигать вперед любые музыкальные проекты, которые бы служили их талантам так же хорошо, как «Двери». И хотя они чувствовали необходимость музыкального развития и выхода за пределы прежней совместной работы, нужно было смириться с тем фактом, что их работа с Джимом Моррисоном, работа в составе «Дверей» будет продолжать оставаться самой важной музыкой, какую бы еще они не создали.
К концу 1976 года Робби Кригер решил, что «Двери» могли бы создать новую музыку, взирая в прошлое, для вдохновения. Кригер позвонил Джону Хэйни, чтобы спросить, где находятся пленки поэтической сессии Джима. Оригиналы были по-прежнему у Хэйни, и он предложил Робби, Рэю и Джону собраться вместе и послушать их.
В процессе прослушивания мощь работы Джима и качество его чтения вдохновили оставшихся в живых «Дверей» на завершение поэтического альбома для своего покойного друга. Фрэнк Лисциандро был призван помогать в производстве, к тому же отец Пэм Курсон – Корки — поддержал финансовую сторону проекта. (Когда в 1974 году Пэм умерла, как утверждают, от передозировки героина, контроль за состоянием Джима перешел к ее родителям.)
Альбому было присвоено название завершающей поэмы – лучшей из того, что представил Моррисон в качестве сольно проговоренного куска, отработанного им просто идеально, – «Американская молитва».
Прошерстив почти 20 часов записей в поисках наиболее ценного материала для альбома, «Двери» принялись за работу. Ничего из записанной поэзии ранее не издавалось, хоть Джим и опубликовал за свой счет брошюрный вариант заглавной поэмы. Когда музыканты разобрались, какие стихотворения они собираются использовать, то и поработали над тем, чтобы представить их в том порядке, который создаст впечатление концептуальности.
Главная идея альбома состояла в том, что на джимову поэзию будут наложены как извлечения из старого «дверного» материала, так и новая музыка, созданная Рэем, Робби и Джоном. Для «Дверей» это был способ использовать свое прошлое и в то же время отдать дань памяти Моррисона.
Разрозненные стихотворения Джима были сгруппированы в пять тематических секций: «Очнись», «Зрелости достичь», «Мечты поэта», «Мир в огне» и «Американская молитва». Потом ансамбль начал подыскивать музыку, которая бы соответствовала настроению и словам каждого стиха. Подчас это были лоскутки «дверных» трэков, с которыми слова Джима, казалось, срослись естественным образом («Оседлавшие бурю», «Пацифист»), но музыканты приходили в студию и с новым материалом – на первую за пять лет совместную звукозапись. Ритмичный, музыкальный стиль чтения Джима сделал его стихи в целом хорошо ложащимися на музыкальные трэки, но весьма часто его слова нужно было склеивать встык и редактировать для соответствия специфическим аранжировкам.
Выжившая троица положилась на ушедшего товарища в деле поставки необходимых ей для начала музицирования творческих искр – точно, как в старые времена. Но кроме этого они надеялись двинуть вперед «дверное» наследие работой, отражающей то будущее, в котором ансамблю отказала смерть Моррисона.
— Думаю, «Двери» напахали множество музыки, подобной «Американской молитве»,- рассказал Рэй Роберту Мэтью из Криима в интервью 1983 года.- Альбом, как водится, стал презентацией корпуса идей, серией отрывков. В венах «Женщины Лос-Анджелеса» текут, вероятно, еще два сделанных нами альбома; после чего мы и перешли к «Американской молитве». Потому что Джим действительно записал «Американскую молитву» прямо перед отъездом в Париж, и носился с идеей сделать ее в расширенном формате с тем или иным привлечением звуковых эффектов, музыки и всякого такого.
Не всех из «дверного» лагеря восхитила концепция, на которой базировалась «Американская молитва». Первоначально Моррисон планировал записать свою поэзию с минимальным аккомпанементом – немножко звуковых эффектов и перкуссии – и при случае упоминал об оркестровой поддержке своих слов.
Зная об этом, продюсер Пол Ротчайлд был категорически против наложения поэзии Моррисона поверх музыки его соратников. «Джим никогда не подразумевал такого типа подхода к своей поэзии,- рассказал он Блэйру Джэксону в интервью БЭМу в 1981 году.- Когда он пришел в студию записываться, «Дверей» там не было. В некотором смысле это был сигнал остальным, что он удаляется от них. Он совершенно определенно не стал бы использовать музыку «Дверей». И говорил об этом разным людям, как и Лало Шифрину, от которого добивался написания какой-нибудь очень авангардной классической музыки. Хотел, чтобы она была негусто оркестрована. Думаю, «Американская молитва» грубовата».
Но для оставшихся в живых «Дверей» «Американская молитва» стала любимым делом. Они хотели отдать должное памяти Джима, подарить ему то, чего он так страстно хотел, а для себя – насладиться еще несколькими моментами безупречного взаимопонимания с ним, даже если это было возможно лишь посредством нескольких тщательно сохраненных катушек с пленкой.
— Для «Дверей» это было совместным возвратом в прошлое,- рассказал Манзарек БЭМу вскоре после выпуска альбома в 1978 году.- Так уж случилось: было три музыканта и катушечный магнитофон. Но, когда «Двери» собираются вместе, они уже могут играть только, как «Двери». Мы вовсе не говорили о том, как играть. Мы просто сели и сказали: «Окей, а что подойдет поэзии Джима лучше всего?» Мы сделали этот альбом, так как хотели, чтобы публика уразумела, что Моррисон был блестящим поэтом, равно как и шаманом, суперзвездой и невероятным артистом рок-н-ролла. Мы сделали его, потому что у Джима никогда не было своего поэтического. Джим Моррисон был величайшим поэтом рок-н-ролла, без всяких исключений.
Те, кто были близки к Моррисону, в целом обрадовались тому, что его слова получат новый фокус внимания, но несколько расстроились от того, что планировавшийся сольный альбом Моррисона теперь воспринимался как альбом «Дверей». Но ради Джима небольшим разногласиям положили конец.
| Фото: Джим Моррисон под охраной полицейских следует в здание суда города Майами.
Подпись под фото: Джим против Них: у Моррисона никогда не было простых отношений с власть придержащими, начиная от отца-адмирала и кончая судьей в Майами, он часто шел на явный проигрыш в борьбе с властным принуждением. К моменту кончины над ним все еще висел вердикт майамского суда. Одни из его наиболее красноречивых призывов к неповиновению власть имущим можно обнаружить в «Американской молитве». |
— Поначалу я был против,- говорит Билл Сиддонз,- потому что Джим, начав эту запись, планировал неучастие остальных в проекте. Но, когда «Двери» приступили к работе, я позвонил Джону и сказал что, если уж они делают поэтический альбом для Джима, то могли бы включить в это дело и меня. Я был в долгу перед Джимом, так как единственное, чего он хотел, это быть признанным в качестве поэта. И, когда они проиграли мне всю запись от начала до конца, у меня дрогнули колени. Неправдоподобно. Я подумал, что людям необходимо пережить то же, что и я, поэтому навел Электру на мысль о начале наших коротких выступлений перед прессой.
Эти прослушивания воплотились в одно из самых мудрых бизнес-решений в карьере «Дверей». Шумиха, поднятая вокруг Джима Моррисона и «Американской молитвы», в итоге запустила в небесную высь весь каталог прошлых работ группы.
Ким Фоули был приглашен на одну из таких первых пресс-вечеринок и испытал потрясение, по-новому прослушав Моррисона. «Все песни «Дверей» зачаты в боли, написаны кровью и несут безысходность. В то же время они делали эти песни проливающими свет, развлекательными и поучительными. Я удивился, вновь услышав все это, льющееся из динамиков. Джим снова делал свое дело, а ансамбль – свою музыку. Это звучало как альбом «Дверей». Даже недолгое возвращение Джима было очень приятным».
В ноябре 1978-го — почти через год, после того, как «Двери» начали проект, и через восемь лет после финальной поэтической сессии – «Американская молитва» увидела свет. Весьма подходяще, она была выпущена как альбом Джима Моррисона с «музыкой «Дверей». Поднялась до 54 места в Биллборде и стала первым и единственным «дверным» альбомом, номинированным на премию «Грэмми». И – это должно понравиться Джиму, где бы он ни был, – «Американская молитва» стала самым раскупаемым поэтическим диском всех времен.
Он не является в полном смысле сольным альбомом Джима Моррисона, но, по правде, не является и альбомом новой музыки «Дверей». Но во многих смыслах он, как наиболее вызывающий диск, переплевывает всю карьеру «Дверей» и выглядит волнующим документом моррисоновского труда, поскольку в природе концепции альбома лежит сама жизнь как закулисный, беспристрастный экзамен и для музыки «Дверей», и для пути, пройденного Джимом. И «Двери» с Моррисоном заправляют этим экзаменом.
Первая половина альбома, включая «Очнись», «Зрелости достичь» и «Мечты поэта», небрежно очерчивает автобиографию юных дней Джима; «Двери» фоном дают кусочки из «Неизвестного солдата», «Конца», «Пацифиста» и других песен, создавая что-то типа искажающего время комментария к его жизни.
Вторая половина пластинки — анатомирование вымышленной иконы «Джим Моррисон», выполненное писателем Джимом Моррисоном. Данная работа автобиографична в той же мере, в коей и вымышлена, но это — гораздо более откровенный взгляд на самого Моррисона, чем тот, который обеспечивали написанные им песни. Вероятно самым ошеломляющим в «Американской молитве» является то, что Моррисон в ней откровенен. Его голос мягок и сдержан, манера открыта, а язык идеально прост; все это по-настоящему шокирует, ведь данного человека так часто неправильно интерпретировали в качестве Короля Ящериц.
— Думаю, людей ждет настоящий сюрприз,- рассказал Рэй Манзарек Харви Кьюбернику в интервью журналу Золотоносная шахта,- поскольку они думают о Моррисоне, как об отдающем душу за кожаные шмотки вопящем маньяке, диком короле ящериц. Вот, когда они услышат, как он читает свою поэзию, они откроют для себя ту сторону Джима Моррисона, которую я знал с самого старта «Дверей». Чувствительная персона. Очень тихий паренек. Учтивый. Вы сможете расслышать его ранимость. Думаю, именно это шокирует людей. Джим был ранимым человеческим существом, поэтом, выложившим на прослушивание, на суд свои слова абсолютно обнаженными. И открывающимся, как цветок.
«Американская молитва» инициировала всплеск интереса к «Дверям», который не стихал с тех пор. Альбом привлек огромное внимание и инициировал что-то типа вновь повсеместно вспыхнувших дебатов на тему «значение Моррисона/«Дверей». И в тот момент, когда, казалось бы, интерес к «Дверям» миновал свой пик, он был раздут до следующей степени кинематографическим возрождением самого неистового из умственных трипов – уродливейшего из кошмаров – «Конца», который прослушивается на протяжении чрезвычайно захватывающей сцены, как часть саундтрэка вьетнамской эпопеи 1979 года Фрэнсиса Форда Копполы «Апокалипсис сию минуту».
Песня была ремикширована; чтобы подчеркнуть моррисоновский вопль «Трахнуть, трахнуть, трахнуть!» на фоне инструментальной секции (в оригинале Пол Ротчайлд похоронил этот взрыв так, что он звучал просто как ритмические восклицания). Буквально небольшие сдвиги потенциометров на контрольной консоли позволили Джиму Моррисону повергнуть в полный шок новую аудиторию.
Музыка «Дверей» и неукротимая жизнь Джима Моррисона в дальнейшем были разрекламированы публикацией в 1980 году книги Джерри Хопкинза и Дэнни Шугермэна «Никто не выйдет отсюда живым». Хопкинз работал журналистом, когда получил возможность встретиться, взять интервью и подружиться с Джимом Моррисоном; Шугермэн, который теперь заправляет делами «Дверей», стал близок с ансамблем еще в своем подростковом возрасте, подружился с Моррисоном и был включен в штат «Дверной мастерской». Их провокационная биография Джима, вышедшая буквально вслед за «Американской молитвой», побудила бессчетное количество новых фанатов предоставить Моррисону и «Дверям» наилучшее место в пантеоне рок-н-ролла. Правильнее было бы сказать, что радио проявило такой интерес к альбому и книге, что «дверные» мелодии заводились с пол-оборота, которые соответственно сделали бестселлерами все старые альбомы «Дверей» и многочисленные компиляции.
Кроме того, чтобы возбудить неофитов, «Американской молитве» было предопределено стать предметом специального интереса – альбом адресовался не только среднестатистическим фанатам «Дверей», но и ревностным поклонникам. После первоначального успеха его перестали печатать, и достать его стало затруднительно. Манзарек, Кригер и Дэнсмо в конечном счете решили, что ситуация неприемлема и в 1994 году начали работать над переизданием альбома на компакт-диске, который и вышел летом 1995 года. «Двери» трудились со своей беспроигрышной командой – продюсером Полом Ротчайлдом (который к этому времени стал думать об «Американской молитве» более доброжелательно) и инженером Брюсом Ботником. Вместе они создали два новых куска из оригинальных моррисоновских записей: «Закат Вавилона» и «Стервятник», а также обновили «Песнь призрака».
— Впервые с момента первой записи «Американской молитвы» трое «Дверей» собрались в студии,- рассказал Рэй Манзарек Лос-Анджелес Таймз.- Что поражало, так это чувство, будто мы продолжаем с того места, где остановились. Единственным изменением было то, что мы научились играть немного лучше.
После самой последней сессии Манзарек также таинственно намекнул журналу Роллинг Стоун, что «Двери» могут продолжить записываться. «У нас только прорезался аппетит, и мы теперь размышляем более серьезно о праве входа. Никогда не знаешь, что таится в будущем, а конец-то, он бесконечен».
«Очнись» («Песнь призрака», «Рассветное шоссе», «Пробуждение новорожденных»)
«Американская молитва» начинается с простецкого вопроса: Джим мягко, почти застенчиво спрашивает – все ли собрались. Вслед за этим вопросом он выдает настоятельный, далеко не застенчивый призыв «Подъем!». Эти строки второй секции «Празднества Ящерицы» взяты с концертного выступления. А затем ансамбль с Бобом Глоубом на басу врезается с новым записанным материалом, добавляя хладнокровной фанк-поддержки «Песне призрака».
Этот кусок – исследование наивности и празднество дуновений новой жизни. Идеально контролируемым, спокойным, пленительным голосом Моррисон говорит о бесконечном, природном рае, доступном возлюбленным беззаботного духа. Некоторые слова и образы, равно как и яркость всего куска, поддерживают концепцию «легендарного Моррисона», но джимов посыл работает полностью против нее. Он никогда не звучал так человечно – непосредственно общаясь со своей аудиторией, артист попросту хочет быть услышанным.
Барабанщик Брюс Гэри был гостем нескольких сессий «Американской молитвы» (Гэри, самостоятельно засветившийся в качестве члена «Сноровки», стал тесно сотрудничать с Кригером на записях и концертах различных сольных проектов Робби).
— Помню, я наблюдал за ними в момент наложения записи на поэтическую фонограмму,- говорит он.- Я подумал, что их новая музыка весьма уместна. А, когда прослушал завершенный альбом, то решил, что он восхитителен. Было немного жутковато — стоять в студии и слушать джимовы слова, льющиеся из динамиков. Будто бы он провел весь вечер с нами.
«Песнь призрака» плавно переходит в «Рассветное шоссе», в котором Джим в разговорной манере распространяется об инциденте, который он скрыл в «Пацифисте» под фразой «разбросаны индейцы». Джим подробно излагает свое вИдение ужасного ДТП, когда он был очень мал и ехал в родительской машине. Грузовик с индейцами потерпел аварию, и их увечные тела лежали на шоссе и истекали кровью; впервые он увидел смерть и впервые испытал настоящий ужас. Этот образ оказал столь сильное влияние на всю его последующую жизнь, что Джим мучился в догадках – а не могла ли парочка душ умирающих индейцев увязаться за ним. И вновь, поражающая простота слов и естественная, открытая манера изложения, в которой Моррисон рассказывает свою историю, придают чтению такую силу.
Как только Джим завершает свою историю, ансамбль вламывается с «Пацифистом», а автор повторяет строчки «на утреннем шоссе валяются в крови индейцы». Интересная связь сделана с образом «крови на улицах», выкрикиваемым Моррисоном в «Пацифисте». Но в этом контексте кровь из стихов «Пацифиста» вырисовывается не показателем бойни, она означает катарсис и обновление, как кровь, сопровождающая рождение.
От «Пацифиста» ансамбль внезапно съезжает в «Тоскливое воскресенье», так же как и на «Моррисон отеле», но на этот раз музыка исходит от одинокого, назойливого пианино. Фактически аккорды из «Воскресенья», кажется, открывали то, к чему Моррисон отсылает, как к «Песне призрака» — номеру, который в его стихотворении разучивает на рояльчике молодая женщина. Затем Джим нежно запевает строки «Пробуждения новорожденных» — короткого куска о воскрешении и изобретении себя.
| Фото: Репродукция картины, изображающей ангела, нисходящего со скрижалями.
Подпись под фото: К декабрю 1970-го Джим Моррисон устал душой. Но кое-что из записанной им тогда поэзии необыкновенно обнадеживало. «Пробуждение новорожденных» демонстрирует, что Моррисон верил в то, что воскрешение духа возможно, даже когда будущее неопределенно, а конец всегда рядом. |
— Джим был одержим сексом и смертью,- рассказал Рэй БЭМу в 1978 году.- В конце концов, сексом все начинается, а смертью заканчивается. В этом промежутке — Ваша жизнь. Но Джим был также одержим рождением и возрождением. Взгляните на начало альбома – там говорится «и быть рожденным вновь».
| Awake
J.Morrison . Is everybody in? Is everybody in? Is everybody in? The ceremony is about to begin. . WAKE UP! You can’t remember where it was had this dream stopped? . Shake dreams from your hair My pretty child, my sweet one. Choose the day and choose the sign of your day The day’s divinity First thing you see. . Ghost Song A vast radiant beach in a cool jeweled moon Couples naked race down by its quiet side And we laugh like soft, mad children Smug in the wooly cotton brains of infancy. The music and voices are all around us. Choose, they croon, the Ancient Ones The time has come again. Choose now, they croon, Beneath the moon Beside an ancient lake. Enter again the sweet forest, Enter the hot dream, Come with us. Everything is broken up and dances. |
Очнись
Дж.Моррисон . Сюда собрался весь народ? Собрался весь народ? Ответь, народ. Начнется церемония вот-вот. . ПОДЪЁМ!! Ты не забыла, Где и когда все это было? Окончился ли этот сон? . Стряхни с волос остатки сна, Дитя мое, и выбирай Свой день и соответствующий знак. И первое, что ты увидишь,- Дневной божественности рай. . Песнь призрака Дугой широкий пляж под драгоценной хладною луной, Нагие парочки торопятся в прибежища свои, А мы смеемся, словно глупые и ласковые дети, Засаженные в шерсто-ватные младенчества мозги. А музыка и голоса нас окружают. Так выбирай, Старейшины стенают… Вернулось время — Тотчас выбирай, они стенают У освященного веками озерца. Луна парит над облаками. Войди опять в прекрасный лес, Как в сладострастную мечту, Иди за нами. Разбито вдребезги тут все и все танцует. |
| Dawn’s Highway
J.Morrison . . So… the car pulls up and stops… That was the first time I tasted fear… I musta’ been about four… like a child is like a flower, his head is just floating in the breeze, man. The reaction I get now thinking about it, looking back… is that the souls or the ghosts of those dead Indians…maybe one or two of ’em…were just running around freaking out, and just leaped into my soul… And they’re still in there.” . Indian, Indian what did you die for? |
Рассветное шоссе
Дж.Моррисон . На утреннем шоссе валяются в крови индейцы. И души их переполняют скорлупку хрупкую ребячьего ума. . «Мы с – ох – мамой и папой, бабушкой и дедушкой ехали через пустыню, на заре, а грузовик с рабочими — индейцами или столкнулся с какой-то легковушкой или, ну, я точно не знаю, что произошло – но по всей дороге валялись индейцы, истекающие кровью. В общем… машина тормозит и останавливается…Вот тогда я впервые ощутил страх… Должно быть мне было около четырех лет…А ребенок ведь, как цветок, его головка клонится под дуновеньем ветерка… И вот, как я отреагировал, – думается мне теперь – души или духи тех погибших индейцев… может, одного из них или двух … метавшиеся в возбуждении, запрыгнули мне в душу… И они до сих пор там.» . На утреннем шоссе валяются в крови индейцы. И души их переполняют скорлупку хрупкую ребячьего ума. . Кровь заливает прекрасный Нью-Хэйвен, Вениса крыши и пальмы в крови. Летом ужасным любовь кровоточит, Красное солнце кровавит ЭлЭй. . Пальцы рубили, и кровь возопила, Нации роды погрязнут в крови, Кровь – это роза чудного союза. Кровь прибывает, стремится за мной. . Бедный индеец, за что же ты умер? Он отвечает: «Да, ни за что». |
| Newborn Awakening
J.Morrison . Gently they stir, gently rise. The dead are newborn awakening With ravaged limbs and wet souls, Gently they sigh in rapt funeral amazement. Who called these dead to dance? Was it the young woman learning to play the ghost song on her baby grand? Was it the wilderness children? Was it the Ghost God himself, stuttering, cheering, chatting blindly? — I called you up to anoint the earth. I called you to announce sadness falling like burned skin. I called you to wish you well, To glory in self like a new monster. And now I call you to pray. |
Пробуждение новорожденных
Дж.Моррисон . Чуть шевелятся, чуть-чуть привстают. Мертвые – словно разбуженные младенцы: Кости нетверды и души сыры. Дышат едва, потрясенные собственной смертью. Кто позовет танцевать мертвецов? Может быть, та молодая, что призрака песню разучивает на рояле? Может быть, дикорастущие дети? Может быть, сам Святый Дух, что, бодрячком, заикаясь, болтает вслепую? — Я призываю вас к миропомазанью вашей землей. — Я призываю вас грусть объявить шелушащейся кожей сожженной. — Я призываю на головы ваши добро. Слава? Да это же монстр! — Ну, а теперь призываю: молитесь! |
«Зрелости достичь» («Отполированный черный хром» / «Хром выходца из Латинской Америки», «Ангелы и моряки», «Безукоризненный «торчок»)
Вторая секция «Американской молитвы» начинается с кусочка расстрельной части «Неизвестного солдата». Тут предназначена жесткая милитаристская привязка, и Джим начинает повествование о своем воспитании с беспощадной строки «военная база в пустыне».
«Зрелости достичь» имеет дело со сценарием подростковости, и в части «Отполированный черный хром» / «Хром выходца из Латинской Америки» Джим спускает рвущиеся с привязи керуаковские образы танцулек и юношеских выходок. Моррисон был порождением шестидесятых, но поп-культура пятидесятых оказала на него большое влияние, и в приведенных фразах он любовно оглядывается назад без румянца ностальгии по «большим авто», летнему солнцу и дискотечным вечеринкам юности.
(Пенящаяся поп-музыка тех вечеринок осталась с Моррисоном до конца. «В последний раз я увидел Моррисона в клубе «Опыт на Сансэте»,- вспоминает Лен Фэйгэн – первоначальный участник группы «Спонтанное возгорание».- Это было летом 1970-го. Он, казалось, набрал избыточный вес и носил длинную бороду. Поздно вечером мы все вышли из клуба. Джим был довольно пьян, но каждому из нас пожелал доброй ночи. Потом спокойно зашагал по улице – я никогда этого не забуду, – напевая «Качающегося Робина» (всеамериканский хит пятидесятых Бобби Дэя – прим.перевод.)
По мере развития «Зрелости достичь» настрой становится все более угрожающим. «Двери» делают джэм в стиле пятидесятых, а потом соскальзывают в ритм извивающейся сальсы, подходящий для потрясающе грубых строк «Хрома выходца из Латинской Америки». (Тут группу поддержал перкуссионист Рейнольд Эндиноу, который уже засветился на «Вялом параде» и, по сути, создал то же настроение, что и на заглавной вещи того альбома.)
Невинная чувственность пубертатного периода становится развратной в моррисоновских словах – тут уже изнасилования и драки на фоне пыльного и обветшавшего ландшафта. Похмельная осведомленность об этом мире гнили ведет к уличным звукам, открывающим следующую секцию – «Ангелы и моряки», которая противопоставляет острые, будоражащие образы секса и насилия несколько блюзовому пению, сымпровизированному Джимом посреди своего чтения. Робби Кригер прекрасно соответствует этому блюзу несколькими особенно приятными, отличающимися вкусом гитарными вставками.
«Зрелости достичь» заканчивается «Безукоризненным «торчком», который начинается с обычной для «Белой кости» пульсации, по-новому пересмотренной ансамблем. Джим повторяет несколько строк из песни, но добавляет навязчивый образ пары девушек, одну из которых зовут Свободой, другую – Инициативой. Результат особенно эффектен, когда Джим читает строки «Радио Техаса» на фоне собственного пения.
Повторение фраз и образов во многих стихотворениях Моррисона поэт Майкл С.Форд воспринимает как показатель того, что Джим старательно оттачивал свои слова для достижения наиболее эффективной формы.
— Несмотря на притягательность рок-н-ролла у Моррисона по-прежнему было больше критиков, чем тех, кто хвалил его, как художника,- объясняет Форд.- Люди были строги к нему, но он был молод. Был в развитии. В его словесных кластерах есть совершенно уникальные певческие моменты. Грустно, что он покинул планету до того, как ему представился шанс действительно подредактировать самого себя. Он был в поиске правильного способа высказывания. Вот, почему в Вашем распоряжении строки четыре или пять раз, всплывающие в его работах. Он был натурой тонкой настройки.
| To Come Of Age
J.Morrison . Spades dance best, from the hip. |
Зрелости достичь
Дж.Моррисон . Военная база в пустыне. . Квитаться с прошлым – где же мера? Как затаившиеся челюсти разжать, а порванную связь времен соединить, исправить? Вот – база, чтоб Свой праздник совершеннолетья справить в пустыне, норах и пещерах. . Брал, что ни день, автобус друга моего в свой тряский плен. Эрекция валила книжки прочь с колен. Такой период – пубертатный… В танцзале кто-то пташку подцепил. — Чем не игра? Вручили лучшей паре по пластиночке бесплатной. Но чернокожие танцуют лучше всех, и от бедра. |
| Black Polished Chrome
J.Morrison . The music was new, black polished chrome And came over the summer like liquid night. The DJ’s took pills to stay awake and play for seven days. They went to the studio and someone knew him; Someone knew the TV showman. He came to our homeroom party and played records And when he left in the hot noon sun and walked to his car, We saw the chooks had written F-U-C-K on his windshield He wiped it off with a white rag and, smiling coolly, drove away. “He’s rich. Got a big car.” . My gang will get you. Scenes of rape in the arroyo. Seduction in cars, abandoned buildings. Fights at the food stand. The dust (dust, dust, dust…) The shoes. Open shirts and raised collars. Bright sculptured hair. . Hey man, you want girls, pills, grass? C’mon… I show you good time. This place has everything. C’mon… I show you. |
Отполированный черный хром
Дж.Моррисон . Новая музыка – нового времени дочь… Отполированная до блеска мягкая кожа туфель Шла вдоль по лету, как черная, жидкая ночь. Ди-джэйи по суткам крутили «музон» И, чтоб не свалиться, глотали «колеса». У студии кто-то признал в нем известного шоумена. Он к нам завернул на домашнюю вечеринку, И ставил всю ночь за пластинкой пластинку, А утром под солнцем палящим к машине своей подошел. Он тряпочкой белою стер со стекла обидную надпись «Х-Е-Р» — Какие-то лодыри написали или, не знаю, кто — И укатил, улыбнувшись на свой хладнокровный манер. «Богатый парниша. Большое авто». . Хром выходца из Латинской Америки . Шайка моя держит мазу тут. Прямо в канаве кого-то е@ут. Дев совращают в машинах и на заброшенных стройках. Пыльно повсюду… Туфли. Драки у барной стойки. Блузы расстегнуты до пупа, воротнички торчком. Волосы напомажены стильным рельефным пучком. . Девчонок хочешь, парень? Пилюлек или травки? Оттянешься отлично — Захочется добавки. У нас тут все, что хочешь… Давай… Я покажу. |
| Angels And Sailors J.Morrison . Angels and sailors, rich girls, backyard fences, tents, Dreams watching each other narrowly, soft luxuriant cars. Girls in garages, stripped out to get liquor and clothes, half-gallons of wine and six-packs of beer. Jumped, humped, born to suffer, made to undress in the wilderness. . I will never treat you mean Never start no kind of scene I’ll tell you every place and person that I’ve been. . Always a playground instructor, never a killer, Always a bridesmaid on the verge of fame or over, He maneuvered two girls into his hotel room. One a friend, the other, the young one, a newer stranger Vaguely Mexican or Puerto Rican. Poor boy’s thighs and buttocks scarred by a father’s belt, She’s trying to rise. Story of her boyfriend, of teenage stoned death games, Handsome lad, dead in a car. Confusion. No connections. Come ‘ere. I love you. Peace on earth. Will you die for me? Eat me. This way. The end. . I’ll always be true Never go out, sneaking out on you, babe If you’ll only show me Far Arden again. . — I’m surprised you could get it up. He whips her lightly, sardonically, with belt. — Haven’t I been through enough? she asks, Now dressed and leaving. The Spanish girl begins to bleed; She says her period. It’s Catholic heaven. I have an ancient Indian crucifix around my neck, My chest is hard and brown. Lying on stained, wretched sheets with a bleeding virgin, We could plan a murder, Or start a religion. |
Ангелы и моряки
Дж.Моррисон . Ангелы и моряки, девки богатые, Изгороди и палатки… Мечты Тщательно всматриваются друг в друга. Роскошь бесшумных машин. А в гаражах за тряпки, За упаковку пива и пол галлона вина Можно увидеть стриптиз Тех, кто рожден, чтоб страдать. Их в нетерпенье раздели И поимели вовсю. . Я никогда с тобой не буду пошлым, На склоки не растрачу пыл, Не скрою, с кем встречался в прошлом, и где я был. . Вечный инструктор по развлеченьям, но никогда не киллер, Вечно подружка чьей-то невесты, за иль на грани славы. Он маневрирует сразу с двумя в номере на кровати. Первая с ним — подруга, вторая – юная незнакомка, То ли Пуэрто-Рико, а то ли Мексики блудная дочь. Бедра и зад у парня помнят ремень отцовский. Деве бы встать, но не в мочь. Все эти россказни друга: Игры со смертью обкуренных глупых подростков, Кто-то смазливый — но мертвый – тихо лежит в авто. Полное замешательство. Нет никаких контактов. Ну-ка, иди сюда, детка. Я же люблю тебя. Миру – Мир. Сможешь ли ты умереть за меня? Съешь меня. Так. И начни вот отсюда. Это конец! . И буду я всегда правдивым И никогда не ускользну тайком Когда ты вновь покажешь мне, с чем я знаком – «Арденский лес»* — такое диво! . — Я удивляюсь, детка, как ты его подняла,- Шлепнул ремнем легонько, боли не причинив Той, что уходит, одевшись, и на пороге спросив: — Мало я кончила? Где похвала? Слышен латиночки закровоточившей лепет, Что подошел ее цикл. О-о-о-х, католические небеса! Крестик мой древний дремлет на крепкой груди в волосах. Смуглый лежу на запятнанных девственницей простынях. Будто бы в фильме мульт- — То ли резню нам придумать, То ли дли создать новый культ. . ———————— * (Арденский лес – реликтовый лес в Северном Уорвикшире – название сцены из пьесы Шекспира «Как Вам будет угодно» — прим.перевод.) |
| Фото: Музыканты «Дверей» в качестве ботаников, изучающих травы родной лос-анджелесской Венеции.
Подпись под фото: В «Американской молитве» упакована вся странная история «Дверей» — от ленивых венецианских деньков до трудных времен в Городе Тьмы – в альбомном богатстве слов, звучания и музыки. |
| Фото: Джим у микрофона в шляпе.
Подпись под фото: Моррисон ощущал, что сочинение стихов для песен и собственно поэзии – различные акты творчества, но на таких работах, как «Безукоризненный «торчок», «Двери» добавили такой мощи и текстам и стихам Джима, что они сравнялись по силе. |
|
| Stoned Immaculate J.Morrison . I’ll tell you this… No eternal reward will forgive us now For wasting the dawn. . Back in those days everything was simpler and more confused. One summer night, going to the pier, I ran into two young girls. The blonde one was called Freedom, The dark one, Enterprise, We talked and they told me this story: Now listen to this… I’ll tell you about Texas radio and the Big Beat. Soft driven, slow and mad Like some new language, Reaching your head with the cold, sudden fury of a divine messenger. Let me tell you about heartache and the loss of God. Wandering, wandering in hopеless night. Out here in the perimeter there are no stars. . Out here we is stoned |
Безукоризненный «торчок»
Дж.Моррисон . Я вот какую новость подарю: Нам даже вечная награда не зачтется в оправданье За то, что мы испортили зарю. . Все раньше проще было для смущенного сознанья. Ночной причал мне преподнес новинку: С двумя девицами столкнулся я. Звалась Свободою блондинка, Другая — темненькая – Инициативой, Мы заболтались, и узнал я об истории правдивой: Послушайте и вы… Я расскажу вам о биг-бите «Радио Техас», Что правил нами мягко, осторожно, сумасбродно, Как новый изучаемый язык, Что входит в головы с холодной, внезапной яростью, как Божьей воли проводник. Теперь послушайте: я расскажу вам о душевной боли, О потерявших Бога жалкой доле, О тех, кто в безнадежной ночи бродит вечно, Откуда, сколько ни смотри,- не видно звезд, . Мы тут торчим, как камни,– Безупречно. |
«Мечты поэта» («Кинокартина», «Проклятья, заклинанья»)
В «Мечтах поэта» две части — «Кинокартина» и «Проклятья, заклинанья». Первая – короткая серия загадочных объявлений и странной беседы между двумя Джимами. Вторая – невозмутимая комичная тирада, функционирующая как уродливое суммирование того, что когда-то стало «Вялым парадом». На этот раз процессия описанных Моррисоном оригиналов содержит как «копителей дерьма, индивидуалистов», так и «вепрей, ветеранов сражений за пи@ду». «Двери» сопровождают ее препротивным джазовым вальсом. Секция заканчивается незабываемым куплетом: «Я а – уж так и быть – всегда пребуду не шизиком, скорее, словоблудом».
Клавишник Артур Бэрроу познакомился с Робби Кригером через бывшего участника «Матерей изобретения» Дона Престона и поставил звук для одного из выступлений ансамбля Робби в «Виски». И, когда «Дверям» понадобился синтезаторщик для записи «Кинокартины», Робби притащил Бэрроу.
— Это была моя первая сессия звукозаписи на настоящей студии в ЭлЭе,- вспоминает Бэрроу.- Просто триллер. Я притащил кучу прибамбасов, аналоговый синтезатор и создавал фоновые шумы для «Кинокартины». Там были Джон, Рэй и Робби вместе с Джоном Хэйни, полным идей и чрезвычайно энергичным. Помню, я смотрел на вращающуюся пленку двухдюймовой ширины, а на ней шла масса, масса редакционных поправок. Они довольно радикально редактировали говорение Моррисона, чтобы втиснуть его в какой-нибудь музыкальный размер.
Редакция и перестановка слов Моррисона привели в ярость многих критиков альбома, а в особенности Пола Ротчайлда. В 1981 году в интервью БЭМу он высказался об этом довольно грубо.
— Этот альбом – изнасилование Джима Моррисона,- сказал Пол.- Он сильно отредактирован. У меня есть пленка почти со всей начитанной Джимом поэзией в том стиле и размере, который он запланировал. Мы очень серьезно обсуждали его поэзию. Я дал ему послушать таких поэтов, как Дилан Томас, читающий собственные работы, и Джим извлек из этого определенные уроки. Он всегда говорил мне о движении слов, их очередности, потоке. Его очень волновала подача собственной поэзии. На оригинальной ленте я слышу буквально подчиняющие меня моменты.
Что до меня, так «Американская молитва» — это все равно, что взять Пикассо, разрезать на кусочки размером с почтовую марку и расклеить их по стене супермаркета.
Эта негативность не проявилась в момент студийной сборки альбома. «На студии царило по-настоящему хорошее расположение духа,- говорит Артур Бэрроу.- Помню, я вступил в дискуссию с Джоном, стараясь убедить его в том, что песни «В ожидании солнца» не было на альбоме «В ожидании солнца». Я упорствовал: «Знаю, что Вы в этом участвовали, но я абсолютно уверен». В конце концов, убедил его. Эти парни представляли собой чудной набор персоналий. Я всегда думал, что они – тяжелые ребята, но Рэй оказался весьма дружелюбным, Робби — учтивым, а Джон просто по-настоящему отличным нормальным парнем. Я спросил Робби о Джиме и он сказал: «Нет, Джима был не такой, как мы,- он был всегда грандиозен. Он был всегда поэтом. Он всегда был Джимом Моррисоном».
| The Movie J.Morrison . “The movie will begin in five moments,” . We filed slowly, languidly into the hall. The auditorium was vast and silent. As we seated and were darkened, the voice continued: “The program for this evening is not new, You’ve seen this entertainment through and through. You’ve seen your birth, your life and death, You might recall all of the rest. Did you have a good world when you died? Enough to base a movie on?” I’m getting out of here! Where are you going? To the other side of morning. Please don’t chase the clouds, pagodas Her cunt gripped him like a warm, friendly hand. It’s alright, all your friends are here. When can I meet them? After you’ve eaten. I’m not hungry Uh, we meant beaten. . Silver stream, silvery scream |
Кинокартина
Дж.Моррисон . — Кино начнется через пять секунд,- Нам объявил небрежный голос,- Тем, кто без мест, дадим другой сеанс. . Мы апатично заполняем зал Просторный и безмолвный. Вот мы расселись, меркнет свет, а голос продолжает: — Сегодняшний просмотр не слишком нов, И сей дивертисмент вы видели не раз. Рожденье, жизнь и смерти зов. Добавить можно, что угодно, на показ. Но был ли ваш предсмертный мир хорошим для того, Чтоб про него отснять кино? — Я ухожу! — Куда ты? — На другую сторону зари. — Оставь, прошу, в покое пагоды и облака. Ее влагалище его пожало, как дружелюбная и теплая рука. — Все хорошо, здесь все твои друзья. — Когда же их смогу увидеть я? — Когда ты будешь сытым. — Но я не голоден. — Имели мы в виду, что будешь битым. . Поток серебряный, посеребренный вопль Сосредоточиться нельзя. |
| Фото: Дилан Томас на побережье.
Подпись под фото: Без сомнения Джим Моррисон ощущал какую-то связь с еще одним крепко закладывающим поэтом кельтского происхождения – Диланом Томасом. Устные записи томасовских произведений снабдили Моррисона примером того, насколько эффективным и волнующим может быть поэтический альбом. |
| Curses, Invocations
J.Morrison . Curses, Invocations Weird bate-headed mongrels I keep expecting one of you to rise. Large buxom obese queen Garden hogs and cunt veterans Quaint cabbage saints Shit hoarders and individualists Drag-strip officials Tight-lipped losers and Lustful fuck salesman My militant dandies All strange orders of monsters Hot on the trail of the woodvine We welcome you to our procession. . Here come the Comedians Look at them smile Watch them dance an Indian mile. Look at them gesture How aplomb So to gesture everyone. Words dissemble Words be quick Words resemble walking sticks. Plant them they will grow Watch them waver so. I’ll always be a word man Better then a bird man. |
Проклятья, заклинанья
Дж.Моррисон . Слышны проклятья, заклинанья… Тупые головы дворняг годны лишь для закланья, Ну, кто из вас хоть на дыбы-то встанет? Упитанная чрезвычайно королева, В садах пасущиеся вепри, ветераны Сражений за пи@ду, святоши, Потеющие под замысловатых одеяний ношей, Копители дерьма, индивидуалисты, Вы, устроители дрэг-стрипа,* Где губы проигравших стиснуты до скрипа, Проклятый продавец, что в похоти неистов, Хлыщей армейских облик узнаваем, Причудливей изогнутой лозы порядки монстров. — На наш парад мы всех вас приглашаем. . Теперь черед комедиантов. Улыбки – блеск! Взгляни, как ноги Бегут, приплясывая, по дороге. С апломбом все, не счесть талантов. В потоке слов не разобрать, где правда тут. Слова, как тросточки, ткни в землю – прорастут. Ну, что ж, что ложь? Зато колышутся, как рожь. А я — уж так и быть — всегда пребуду Не шизиком, скорее, словоблудом. . —————- * дрэг-стрип — парная линейная гонка на ускорение; длина участка — 1/4 мили – прим.перевод. |
«Мир в огне» («Американская ночь», «Блюз придорожного трактира», «Скорбная песнь», «Голосующий на дороге»)
Раздел «Мир в огне» — вероятно наиболее интегрированный из моментов поэзии и музыки на «Американской молитве». Джим начинает с краткого салюта «Американской ночи» и ударного звука фоно, который подменяет звук пушек или грома. Затем разрастается шум толпы, и нас вовлекают в царство рок-н-ролла и безумия, с которым Джим с «Дверями» так часто конфронтировали.
Простые роковые элементы концертного варианта «Блюза придорожного трактира» кажутся довольно странным выбором для включения в поэтический альбом, но он прекрасно суммирует вторую часть «уравнения Моррисона» — тот был поэтом, который предавался року и философом, который мог заглатывать пиво на завтрак, оставаясь в наилучшей форме обеих ипостасей.
Речь Джима в конце концертной записи чрезвычайно назидательна, смешна и немного жутковата. Когда он упоминает, что по знаку Зодиака является Стрельцом, молодая девушка выкрикивает: «И я тоже!», но, когда Джим продолжает, говоря, что он не верит в астрологию, она быстренько возражает: «Это не про меня!». Джимово заявление: «Пока не сгорел весь сортир наш дотла, хочу я отдать Богу душу!» толпа встречает ревом.
Потом мы слышим звуки аудитории, порождающие чувство фанатичного преследования, сфокусированное на Джиме, манящую настоятельность, которую Джиму приходилось терпеть на протяжении всей карьеры. Смонтированный шум толпы затихает, а Джим декламирует несколько строк о своей настоящей усталости. «Блюз придорожного трактира» демонстрирует, что он мог быть спокойным, совершенным исполнителем, но последующие поэтические строчки обнаруживают, что возбуждение схлынуло – и рок-звезду «воротит даже от воняющих ботинок».
Далее следует «Ламентация», которая более точно поименована как «Скорбная песнь по моему члену». В основном благодаря этому стихотворению на стикерах «Американской молитвы» читается «Осторожно: Данный альбом содержит материал, который может оказаться непригодным для трансляции». Впрочем, Джим не употребляет грязных слов. Этот кусок – комедийный фаллический панегирик, в котором Джим взвешивает проклятья и благословения божественному имиджу молодого (сексуального) льва. Одна из строк обращена к «гитаристу» и, когда Джим произносит ее, Робби вступает с каким-то очень милым инструментальным соло.
Стихотворение содержит всю искренность и самообманчивое смирение работы Генри Миллера, которую Джим просто обожал. (Первый, законченный Миллером роман, не публиковавшийся много лет, назывался «Безумный член».)
| Фото: Генри Миллер в дверях своего дома в Калифорнии.
Подпись под фото: Джим Моррисон питал глубокое уважение и благоговел перед простыми, грубыми, глубоко личностными работами Генри Миллера. Влияние Миллера обнаруживается в «Скорбной песне». |
Вскоре после выпуска альбома Харви Кьюберник проиграл «Американскую молитву» по студенческой радио-сети и обнаружил, что «Ламентация» снискала всю мощь шока, возмущения и восхищения, которую олицетворял собой Моррисон, пока был жив.
— Изобразительный контент радикально разделил нашу комнату,- вспоминает он.- Но я любил слушать сырую, обнаженную поэзию, типа джимовской. И я еще раз подчеркиваю, что момент его признания в качестве местного поэта был безупречен. Он ломал языковые барьеры, бодал священных коров и воодушевлял либо огорчал людей как раз в то время, когда с такой же энергией у нас в ЭлЭе шел на взлет панк-рок.
— Это была первая выпущенная в свет полнометражная рок-н-ролльная поэтическая запись,- рассказал Рэй Манзарек Золотоносной шахте. – В пятидесятых до нас регулярно доходили разные текстовые альбомы – Дилана Томаса, Э.Э.Каммингза, Кеннета Пэчэна. Это совершенно другое. Не думаю, что каждый по-настоящему готов к этой записи. Полагаю, пластинка лет на пятнадцать опередила свое время. Тематика совершенно другая, весьма трудная. Грязные словечки. Я бы посоветовал всем тем, кому меньше 21 года, не покупать эту пластинку – конечно для того, чтобы не дать родителям шанс увидеть насколько Вы одержимы этой записью.
Раздел «Мир в огне» заканчивается вызывающим мурашки «Голосующим на дороге». Этот разговорный кусок – обратный, с точки зрения «убийцы на дороге» из «Оседлавших бурю», взгляд. Мы слышим фоновое звучание песни, пока Джим в роли голосующего на дороге рассказывает в телефонной беседе, как он «прикончил» парня, который взялся подвезти и достал его. Он совершенно лишен угрызений совести или эмоций по этому поводу.
Монотонность его голоса пробирает до костей. Этот сценарий перекочевал прямо из джимова фильма HWY , в котором он сыграл ту же роль и ведет телефонный разговор из автомата с Майклом МакКлюэ.
| American Night
J.Morrison . . What was that? . Roadhouse Blues… Well, I woke up this morning, and I got myself a beer. The future’s uncertain, and the end is always near… . I don’t know what’s gonna happen, man, but I wanna have my kicks before the whole shithouse goes up in flames. . The World On Fire The World on Fire… Taxi from Africa… The Grand Hotel… He was drunk a big party last night back, going back in all directions sleeping these insane hours I’ll never wake up in a good mood again I’m sick of these stinky boots. |
Американская ночь
Дж.Моррисон . Всего благополучного Американской ночи! . Что это было? – Я не знаю. Гремит, как пушки или… гром. . Блюз придорожного трактира… …Я этим утром проснулся, пивко – вот это да. Я этим утром проснулся, пивко – вот это да. Хоть будущность туманна, конец-то близок всегда… . …Ну, ладно! Согласен! Идет!.. Послушай, мужчина! Послушай, народ! Послушай, послушай, отец! Не знаю я, сколько из вас астрологам верит чертовски… Да… правильно…правильно, крошка, но я-то – Стрелец — Знак самый из всех философский. Пусть я даже — сгусток пустой ерунды, И все же не верю я в эти понты. Но вот, что хочу я сказать, ты послушай: Пока не сгорел наш сортир весь дотла, хочу я отдать Богу душу. …Нормально! Согласен! Такие дела!.. . Весь мир в огне . Такси из Африки… и Гранд-отель… Весь мир в огне… Он пьяный со вчерашней вечеринки… Пора назад бежать Да, хоть куда… Проспавши те безумные часы, так трудно мне проснуться в добром настроении опять… Меня воротит от воняющих ботинок. |
| Lament
J.Morrison . Lament for my cock Sore and crucified I seek to know you. Aquiring soulful wisdom, You can open walls of mystery, Stripshow. . How to aquire death in the morning show. TV death which the child absorbs Deathwell mystery which makes me write Slow train, the death of my cock gives life. . Forgive the poor old people who gave us entry . Guitar player, Ancient wise satyr, Sing your ode to my cock. . Caress its lament, Stiffen and guide us, we frozen. Lost cells, The knowledge of cancer, To speak to the heart And give the great gift: Words Power Trance . This stable friend and the beast of his zoo, Wild haired chicks, Women flowering in their summit, Monsters of skin. Each color connects to create the boat which rocks the race. Could any hell be more horrible than now and real? . “I pressed her thigh and death smiled.” . Death, old friend, Death and my cock are the world. I can forgive my injuries in the name of Wisdom Luxury Romance . Sentence upon sentence Words are the healing lament For the death of my cock’s spirit Has no meaning in the soft fire. Words got me the wound and will get me well, If you believe it. . All join now and lament the death of my cock A tongue of knowledge in the feathered night. Boys get crazy in the head and suffer, I sacrifice my cock on the alter of silence. |
Скорбная песнь
Дж.Моррисон . Оплакиваю я свой член, Осмеянный с позором. Я тщусь тебя узнать. Набравшись мудрости душевной, Ты стены таинства стриптиза сможешь разломать. . Как обрести нам смерть на шоу, кто же знает? Ту, телевизионную, которая ребенку – ничего. Писать медлительно меня загадка смерти побуждает, Дарует жизнь смерть члена моего. . Простим же старцев, нас сюда приведших, бедных, Учивших сызмальства нас верить Богу одному. . Эй, гитарист, Сатир софизмов древних, Спой свою оду члену моему. . Нежней оплакивай — мы мерзнем в страхе — Веди нас, укрепи. Поникла рать. А клетки мертвые — сигнал о раке — Нужны, чтоб сердцу рассказать И принести в великий дар от нас: Слова и Мощь, и Транс. . Мой твердый друг, мой изверг зоопарка Всех этих цыпочек с всклокоченными волосами, И оргастическими телесами. У каждой – кожистая менструозная товарка. Цвета сливаются, чтобы построить лодку, Которая укачивает нас, Чтоб возбужденья пыл угас. Могло ли что-то быть ужасней и реальней, чем этот ад, в котором мы сейчас? . «Я чуть нажал ей на бедро — смерть улыбнулась». . Смерть, старый друг, свести весь мир к тебе И члену моему ведь так легко. Скажи? Я все несправедливости прощу во имя Мудрости, Романа, Роскоши. . За фразой фраза — исцеляет ода Погибший члена дух. Целебна слов природа. Что толку в слабом огоньке? Когда поверишь, что слова тебя калечат, Тогда они же и излечат. . Так соберитесь для всеобщего стенанья: Оставил строй бывалый член. Крылатой ночью к нам летит язык познанья. С ума ребята сходят от страданья, И член свой приношу я на алтарь молчанья. |
| Фото: Средневековое изображение Стрельца в виде кентавра.
Подпись под фото: Одним из самых комичных моментов «Американской молитвы» является тот, в котором Джим делает со сцены краткий экскурс в астрологию. Стрелец заканчивает тем, что хочет «отдать Богу душу, пока не сгорел весь сортир наш дотла». |
| The Hitchhiker
J.Morrison In the calm calculus of reason . . Hi. How you doin’? I just got back into town. L.A. I was out on the desert for awhile. «Riders on the storm» . Yeah. In the middle of it. . Right… . Hey, listen, man, I really got a problem. . Well, eh… when I was out on the desert, ya know, . Ah…I don’t know how to tell you, . but, ah, I killed somebody. . No… . It’s no big deal, ya know, I don’t think anybody else will find out about it, but… «Take a long holiday» . just, ah… . Oh, this guy gave me a ride, and, ah… . started giving me a lot of trouble, . and I just couldn’t take it, ya know? . And I wasted him. Yeah |
Голосующий на дороге
Дж.Моррисон Возвращается мысль, как дозвоны, Про того, кто спокойный такой На шоссе голосует рукой И подсчитывает резоны. . (телеф.разговор на фоне “Riders On The Storm”): Привет. Как ты? А я только что вернулся в ЭлЭй. Поболтался по безлюдью. «Оседлавшие бурю несутся,» . Да-а. Посреди пустыни. «На грозе несутся верхом.» . Точно… «Нас когда-то родили, вот — этот дом,» . Э, послушай, чувак, у меня реальная проблема. «В мир швырнули на поиски доли.» . Ну-у-у.. а?.. когда я был в пустыне, ты знаешь,.. «Но актер, что остался без роли, — Пес цепной, а до косточки не дотянуться.» . Ох,.. даже и не знаю, как тебе сказать,.. «Оседлавшие бурю несутся.» . Ну,.. а!.. убил я кое-кого. «И стоит на дороге убийца,» . Нет… «Жабий мозг в голове кровопийцы.» . Ты знаешь, не такое уж сложное дело, Не думаю, чтобы кто-то раскопал это, но… «В отпускной ты отправился путь,» . Как раз,…а!… «Чтобы детки смогли отдохнуть. . Ох, этот парень взялся меня подвезти, и… а!.. «Взять попутчика только посмей-ка –» . Начал меня жутко доставать, «Перережет он вашу семейку,» . Ну, я и не стерпел, понял? «Ведь стоит на дороге — убийца.» . Да и прикончил его. |
«Американская молитва»
Чем серьезнее относился Джим к своей поэзии, тем больше рос его интерес к публикации. Когда в августе 1970-го в Майами началось судебное разбирательство, он сделал доступной для журналистов, освещавших события, свою самую свежую работу. Ею стала «Американская молитва», выпущенная маленьким, ограниченным тиражом. Тематически лучшего времени было не подобрать – поэма была как официальным обвинением Америке в упадке духа, так и призывом к переоткрытию более высокого самосознания человека.
Во всей ее полноте Джим исполнил «Американскую молитву» в июне 1969 года во время предвыборной компании Нормана Мейлера на пост мэра Нью-Йорка. «Он даже вышел за пределы того, что значилось в буклете,- говорит Майкл С.Форд, который прочел его в тот же вечер.- Он читал вдохновенно, он рассказывал, он пел, он вел себя импульсивно. Я всегда считал, что «Американскую молитву» можно сыграть. Для театра одного актера – лакомый кусок».
В отредактированной форме поэма стала центральной и завершающей частью альбома, получившего ее название. «Двери» аккомпанируют Джиму все в том же фанк-стиле, потекшем с самого начала, но, когда он задает полный грусти вопрос: «Где те, обещанные нам пиры?», ансамбль переключается на рага-подобную реминисценцию «Конца». По мере того, как Моррисон работает в направлении финала поэмы, музыка перерастает в адажио (которое отличается басом Джерри Шефа).
«Американская молитва» служит как убедительным, так и загадочным итоговым завершением цепи образов и идей, положенных в основу альбома. Этот кусок рассматривает ту мощь, которую люди обнаруживают в себе, воюя (с сомнениями, смертью, властями), равно как и мощь, дающую добро на перемены в окружающем мире.
Что касается всех грубых и жестоких образов альбома, то «Американская молитва» выделяется, как наиболее расстраивающая, поскольку она является единственным стихом, где слушатель может уловить настоящую грусть и разочарование Моррисона, несмешанное с его обычно лукавым юмором. В словах этой молитвы – боль и признание настоящих потерь, которые Моррисон делает терпимыми только с помощью утешения, будучи способным выразить более глубоко хранящиеся истины.
«Американская молитва» заканчивается одной из наиболее остроумных строк Джима: «я буду лучше пировать с друзьями, чем встану в ряд с великими…»
— Сработало,- говорит Билл Сиддонз, имея в виду как поэму, так и весь альбом.- А сработало потому, что, если уж Вы столкнулись с Джимом Моррисоном лицом к лицу, и уклониться некуда, он изменит Вас. Вот, что произошло со мной, начиная с «Конских широт» и вплоть до «Американской молитвы». Когда Вы проводите время с кем-то, обладающим такой мощью, это изменит Вас.
| An American Prayer
J.Morrison . Hour For Magic Do you know the warm progress under the stars? Do you know we exist? Have you forgotten the keys to the Kingdom? Have you been borne yet & are you alive? Let’s reinvent the gods, all the myths of the ages Celebrate symbols from deep elder forests [Have you forgotten the lessons of the ancient war] . We need great golden copulations . The fathers are cackling in trees of the forest Our mother is dead in the sea . Do you know we are being led to slaughters by placid admirals And that fat slow generals are getting obscene on young blood . Do you know we are ruled by T.V. The moon is a dry blood beast Guerrilla bands are rolling numbers in the next block of green vine amassing for warfare on innocent herdsmеn who are just dying . O great creator of being Grant us one more hour to perform our art and perfect our lives . The moths & atheists are doubly divine & dying We live, we die & death not ends it Journey we more into the Nightmare Cling to life our passion’d flower Cling to cunts & cocks of despair We got our final vision by clap Columbus’ groin got filled w/green death . (I touched her thigh & death smiled) . We have assembled inside this ancient & insane theatre To propagate our lust for life & flee the swarming wisdom of the streets The barns are stormed The windows kept & only one of all the rest To dance & save us with the divine mockery of words Music inflames temperament . (When the true King’s murderers are allowed to roam free a 1000 Magicians arise in the land) . Where are the feasts we were promised . resident mockery give us an hour for magic We of the purple glove We of the starling flight & velvet hour We of arabic pleasures’s breed We of sundome & the night . Give us creed To believe а night of Lust . Give of color hundred hues . & for your silky pillowed house a head, wisdom & a bed Troubled decree Resident mockery has claimed thee . We used to believe . in the good old days We still receive In little ways . The Things of Kindness & unsporting brow Forget & allow . Freedom Exists . Did you know madmen are running our prisons within a jail, within a gaol within a white free protestant Maelstrom . We’re perched headlong on the edge of boredom We’re reaching for death on the end of a candle We’re trying for something that’s already found us . We can invent Kingdoms of our own Grand purple thrones, those chairs of lust & love we must, in beds of rust Steel doors lock in prisoner’s screams & muzak, AM, rocks their dreams No black men’s pride to hoist the beams While mocking angels sift what seems To be a collage of magazine dust Scratched on foreheads of wall of trust This is just jail for those who must Get up in the morning and fight for such Unusable standards While weeping maidens Show-off penury and pout Ravings for a mad stuff Wow, I’m sick of doubt Live in the light of certain South . Cruel bindings The servants have the power dog-men & their mean women pulling poor blankets over . our sailors . Milking your moustache? . Or grinding a flower? I’m sick of dour faces Staring at me from the T.V. Tower. . I want roses in my garden bower; dig? Royal babies, rubies must now replace aborted . Strangers in the mud These mutants, blood-meal for the plant that’s plowed They are waiting to take us into the severed garden . A Feast Of Friends Do you know how pale & wanton thrillful comes death on a stranger hour unannounced, unplanned for like a scaring over-friendly guest you’ve . brought to bed. . & gives us wings . smooth as raven’s . claws. . No more money, no more fancy dress. This other Kingdom seems by far the best until its other jaw reveals incest & loose obedience to a vegetable law. . I will not go, Prefer a Feast of Friends To the Giant Family. |
Американская молитва
Дж.Моррисон . Час на магию Ты знаешь, что такое «тепловой прогресс» в подлунном мире? Ты знаешь, что мы есть? Не потерял ключи от Королевства? Ты все перетерпел и жив, живучий? Давай-ка заново изобретем богов и мифы древности седой, Прославим символы лесов дремучих. [Неужто ты забыл уроки древних войн?] . Нужны нам акты половые – Великие и золотые. . Отцы кудахчут средь ветвей в зеленой западне, А наша мать мертва – покоится на дне. . Ты знаешь, как спокойно адмирал на бой нас посылает с миром? А генералы, что заплыли жиром, Так непристойно жаждут крови молодой. . А знаешь ты, что нами управляет теле-ящик? И на луне — на хищнице — засохли пятна крови, их не отстирать. В соседнем винограднике все больше партизан, Войной идущих на простых крестьян, Которым остается только умирать. . Создатель бытия, Вознагради нас часом, дабы показать свое искусство И жизни безупречно завершить. . А мотыльки и атеисты вдвойне божественны, но умирают, А мы живем. Чем доле, тем кошмарней наш удел. Мрем, но и смерть не ставит этому предел. Цепляется за жизнь цветочек нашей страсти, За члены и влагалища в отчаянье хватает. Последнее, что видеть нам дано,- приметы трипперной напасти. Колумбов пах зеленой гибелью раздулся. . (И улыбнулась смерть, когда к ее бедру я прикоснулся) . Собрали нас внутри безумного и древнего театра, Чтоб увеличить нашу к жизни страсть, И от расхожих знаний не пропасть. Пусты глазницы окон. В бурю рухнул кров. Есть лишь один, – спасенье с нами — Кто будет танцевать насмешку божью музыки и слов, что возбуждает темперамент. . (Когда убийцам короля позволят рыскать, где угодно, То тысяча мессий появится — ведь это будет модно.) . Где те, обещанные нам пиры? И где то Новое Вино? Наверно, в гроздьях умерло оно? . Хозяин усмехнулся и отмерил час на наше волшебство. Мы – в пурпуре перчатки, в промельке скворца, Наш шелков час, мы — поколение арабских наслаждений, Мы – купол солнечный, мы – ночь дворца. . Даруй нам веру в Ночь ярчайших Вожделений, Даруй нам веру в Ночь. Даруй нам сотню разноцветьев тона, Богатство мандалы нам дай, не мешкай, Для твоего шелко-подушечного дома, Где правит мудрость и постель. Ужасный приговор — хозяйская усмешка — жизнь унесла твою отсель. . Привычка верить в добрые и старые деньки Ушла и не вернется вновь. Немного нужно для души. . Дела Добра, лукава бровь… Забудь и разреши. . Свобода существует Свобода существует в школьной книжке – ты не знал? Бегут безумцы из тюряг, слыхал? Но убегают-то в застенки — они содержатся под стражей, в водовороте гибельном, свободном, белокожем, протестантском. . Повисли мы вниз головою У скуки на краю. Нас, зачарованных свечою, Смерть поджидает яркая у пламени в раю. Мы страстно ищем то, Что нас уже нашло. . Мы можем собственные Королевства создавать и Великие пурпурные престолы – эти кресла Той страсти и любви, что наши чресла остались должны на проржавленных кроватях. . В стальной двери вместо замка – твой вопль; им заперт ты, Музон дешевый распалит твои мечты. Спесь не позволит черным раскурочить этот хлев, Чуть балки приподняв, Покуда суррогатных ангелов конклав Все то, что мнимое, отправит на отсев. . Хотите стать обложкой средь журнальной пыли? — Об стену веры надо чтоб вы лбы разбили, И вам в тюрьме придется просыпаться, И за такие непригодные стандарты драться… . Пока девицы, как всегда, рыдают, Кичатся нищетой, насупившись болтают Безумной чепухи бессвязный бред. . Ох-х, как устал я от сомнений, живя среди южан, Всегда готовых дать уверенный ответ… . Безжалостно связав нас по рукам, Власть захватили слуги, Мужчины-кобели и их отвратные подруги, Что тянут траурный покров На головы погибших моряков. (А ты где был в наш бедный час, Усы макая в молока белок, Жуя цветок?) О, как же я устал от строгих лиц, Что на меня уставились посредством телевышки… Я б розы разводить хотел; врубаешься, парнишка? Рубиновые губы, царственные дети Должны теперь сменить Рудиментарных «Странников в… грязи» — Мутанты эти… Их кровью можно напоить растение, чьи корни взрыхлены. И ждут они, чтоб нас забрать в тот сад, с которым мы разлучены. . Пир друзей А знаешь, как без плана, объявленья — мучительно бледна — повергнув в глубочайшее волненье, в урочный час приходит смерть? Она — сверх-дружелюбная пугающая гостья, которую ты затащил в постель. . Она, убив, чтоб ангелом стать мог ты, дает нам крылья вместо наших плеч, что были гладки, как вороньи когти. . И в лучшем Царстве том нас не увлечь ни силой денег, ни прекрасных одеяний, покуда кто-то не разоблачит секрет кровосмесительных деяний и добровольность подчинений природы зову. . Нет, пока не вышел срок, Я буду лучше пировать с друзьями, Чем встану в ряд с Великими. В их ряд я не ходок. |
| Фото: Романтически изображающая Джима Моррисона фреска на стене дома по Вестминстер-роуд, противостоящему тому, на крыше которого писались «венецианские тетради». (см.фото на сайте – прим.перевод.)
Подпись под фото: Больше, чем когда бы то ни было. В музыкальном и каком угодно плане Джим Моррисон и «Двери» до сих пор сохраняют живое присутствие в Лос-Анджелесе, на Западе, и, по большому счету, в мире рок-н-ролла. Поездка при луне продолжается. |