Глава 7
РОСТ
Летом 1962 года в своих желтых ковбойских сапогах, с проседью в волосах, тонкими бандитскими усиками и бородкой Ринго Старр стучал на барабанах в батлинском лагере Скегнесса (восточный Линкольншир – прим.перевод.); вот тогда-то у битлов, находившихся уже под моим менеджментом, и случился первый кризис.
Джордж Мартин был не в восторге от игры Пита Беста, а битлы по выступлениям и в Гамбурге, и дома посчитали, что его драйв не годится для их музыки. Я не разделял этого мнения и не очень-то жаждал замен в составе ансамбля, где каждый только начал развивать свою индивидуальность. Поэтому я постарался переговорить с Питом о его игре, не задевая самолюбия, и в то же время попросил прочих музыкантов оставить все, как есть.
Однако они решили, чтобы рано или поздно Пит ушел. Он был слишком благовоспитан, чтобы считаться истинным битлом, к тому же, будучи другом Джона, он недолюбливал Пола и Джорджа. И как-то сентябрьским вечером эта троица подошла ко мне и заявила: «Мы хотим, чтобы Пита отчислили, а зачислили Ринго».
Я решил, что для сохранения группы будет лучше, если Пит Бест уйдет, и мне следует действовать быстро и решительно. Я провел бессонную ночь, обдумывая, как пригласить Пита завтра в офис, и что я, собственно, хочу обсудить с ним.
Он пришел вовремя, спокойный, как всегда. Мне показалось, Пит догадывался, о чем пойдет речь. Я напрямую выложил ему, что мы не прочь взять в ансамбль нового барабанщика, а ему предлагается масса альтернатив: он мог бы стать ядром новой, сформированной мною группы, или уже существующей, ну, и т.д. Ни одно из моих предложений он не принял, и, спустя пару часов Пит покинул офис в чрезвычайном расстройстве и пессимизме.
Он потерпел неудачу при устройстве в танцзал Речного Парка в Честере и больше никогда не играл с битлами.
Нил Эспинолл, верный «Нил» (великолепный, выносливый гастрольный менеджер битлов), (в будущем заменявший приболевшего Ринго – прим.перевод.), будучи большим другом семьи Бестов, проявил истинную преданность делу и принял нашу сторону. Я был этому чрезвычайно рад, поскольку не представлял, что мы будем делать в поездках без Нила.
Изгнание Пита существенно поколебало мое положение в Ливерпуле. За одну ночь я превратился в самую непопулярную фигуру местной бит-сцены. Конечно, меня поддерживали битлы, городские любимчики, а им забластилось заиметь Ринго. Но фанаты в качестве битла предпочитали Пита Беста, и несколько неприятных сцен имели-таки место.
Два вечера я обходил Пещеру стороной. У входа в клуб на Мэтью-стрит фланировали шайки хулиганов, вопивших: «Пит навсегда – Ринго никогда!» и размахивавших транспарантами. Я не мог долго оставаться в стороне от этого дела и попросил у Рэйя МакФолла охрану для себя и Битлз. Он отрядил в телохранители могучего вышибалу, который оградил нас от кулаков и угроз.
Тот период был не самым счастливым для меня, приходилось уклоняться от всяких напастей, зато Джордж Мартин во время сессии звукозаписи сверкнул мне глазом в качестве верной поддержки действий нового четвертого битла.
Ринго хорошо вписался в состав, чем развеял мои прежние опасения. Он сбрил бородку, волосы зачесал вниз и превратился в истинного битла. Я помню предшествовавшую его приему телефонную беседу, когда Джон Леннон сказал: «Ты принят, Ринго. Но бороду придется убрать. Впрочем, баки можешь оставить».
Он так и сделал – оставил баки, и с тех пор в бит-музыке нет лучшей комбинации: всеобщий любимчик с такими-то баками!..
В результате прихода Ринго осталась одна взаимоотношенческая проблема, ведь он был ценным членом отличной группы Hurricanes (Ураганы), предводительствуемой Рори Стормом – одним из наиболее активнейших и привлекательнейших молодых людей на нашей сцене. Когда Ринго ушел, тот был чрезвычайно расстроен и пожаловался мне. Я повинился, и Рори с присущим ему чувством юмора сказал: «Ладно. Забудем об этом. Удач вам всем». Я до сих пор питаю к нему добрые чувства. И довольно часто встречаю в клубе Алана Уильямса «Голубой Ангел», где расслабляются бит-музыканты. Там он просто звезда.
Много еще чего произошло за тот первый экстраординарный год. Я стал полновесным менеджером нескольких первоклассных артистов.
После битлов я подписал контракты с Джерри и его «Задающими темп» (Pacemakers), Билли Дж.Крэймером и «Дакотами» (the Dakotas), а также с группой под названием «Большая троица» (Big Three). Я проявил большой интерес к худенькой, подвижной маленький штучке по имени Присилла Уайт, а также бросил беглый взгляд на потенциальную звезду в виде веснушчатого паренька по имени Квигли. По сути, все это произошло случайно.
Джерри Марсден был одной из ярчайших звезд Ливерпуля со своей широчайшей улыбкой, маленьким ростом, огромным личным обаянием, завлекательным голосом, исполненным мелодизма и чувственности. Наряду с Битлз он был наиболее популярен на обеденных концертах в Пещере (джазовый клуб The Cavern, где бит-группам разрешалось тогда выступать лишь в обеденный перерыв для привлечения едоков – прим.перевод.), и я, помню, немало поразился, когда впервые переговорил с ним в начале 1962 года и узнал, что ему не поступило ни одного серьезного предложения о менеджменте.
Я почувствовал в нем многие качества неказистого народного героя, которые вознесли Томми Стила на театральные вершины – тот же природный талант, теплота и инстинктивная способность привлечь внимание. Дальнейшее подтвердило мою правоту, и я убежден, что, если бы ни битлы, Джерри стал бы молодым британским артистом Номер Один.
Я люблю наблюдать за Джерри в работе – за его контактом с аудиторией, его подмигиваниями и кивками, чувством юмора и пафосностью. Вдали от сцены – это крепкий и вполне заземленный персонаж со впечатляющим набором соленых словечек, ну, а на сцене – это соседский паренек, который, во избежание потери контракта, не ругнется ни разу. По этой причине я даже однажды заявил протест – вообще-то я редко скандалю с прессой – предположившей, что я запретил ему сквернословить во время выступлений. Через неделю эта газета принесла мне извинения.
Из Пещеры Джерри без промедления двинул через составы разных местных групп, проявился на телевидении, на большой сцене, в кабаре и довольно скоро снялся уже в нескольких фильмах. Принцесса Александра дважды приглашала его на ежегодные балы Высшего Света, а летом нынешнего года создатели фильма «Том Джонс» сняли его вместе с «Задающими темп» в первой полнометражной картине «Паром через Мёзи», для которой он написал все восемь песен.
Но Джерри не какой-то летун. Он останется с нами на долгие годы, так как истинно природные дарования не исчерпать, а поп-певец, запускающий свои первые три диска на Первое Место в чартах, вряд ли делает это случайно.
Отвлекшись от его работы, скажу, что Джерри стал мне замечательным другом. Он более смышлен и добр чем прочие артисты, и не прочь продемонстрировать свое дружелюбие с помощью подарков. От него я получил золотые запонки, браслет, заколки для галстука; он остается наиболее признательным изо всех, что находились под моей опекой. Любой в качестве благодарности захочет отплатить ему хорошей работой и обеспеченным будущим, а сомнений относительно сценических способностей Джерри никогда не было ни у меня, ни у Джорджа Мартина, ни у Дика Джеймса.
А ведь еще в 1962-ом, до того, как Ливерпульское Звучание стало символом успеха, Джерри «продавался» с большим трудом. Даже Джорджа Мартина пришлось долго убеждать, чтобы он приехал с Джуди к нам на север и посмотрел Джерри в работе.
Певец горел желанием выпустить свой диск; ведь контракт со мной он подписал еще в июне, шел декабрь, а видов на запись до сих пор не было. Я сознательно медлил с этим, так как хотел сперва запустить битлов с их «Люби же меня», но приблизилось Рождество, и я осознал, что Джерри нуждается в ощутимой поддержке, что он важен для меня. Тогда-то я и позвал Джорджа в наши края.
Он вдруг решил приехать 12 декабря; я был в полной панике, так как эта дата оказалась одним из редких дней, когда Джерри не выступал. В последний момент мне удалось договориться о концерте перед подростковой публикой в Мэджестик Боллруме Бёкенхэда. Было бы ужасно, если бы Джордж, приехав, застал мою новую звезду без работы.
Джерри великолепно обошелся с подростками, чем Джордж весьма впечатлился, а особенно новым номером «Как ты это делаешь?», который три месяца спустя станет серебряным диском. Но в отличие от полуправдивой СМИ-версии, я должен к стыду своему заявить, что это впечатление Джорджа никак не ускорило выпуск диска, Джерри не вписали в разряд приоритетов. Джордж просто сказал: «Приезжайте в Лондон, и мы проверим Вас на записи».
Во всяком случае, Джерри съездил в Лондон и с тех пор продал гораздо более миллиона своих дисков.
Вечером того же дня Джордж, Джуди и я отправились в Пещеру, где играли Битлз. Они стали очень «горячими» в Ливерпуле не только потому, что обскакали все группы в городе, но еще и выпустили сенсационную пластинку, не затерявшуюся в национальных чартах. Их четверка – Джон, Пол, Джордж и Ринго – была теперь (оставив в прошлом Пита Беста) крепко спаянной командой, прекрасно выглядевшей в своих черных жилетах и брючках, белых рубашках с черными шелковыми галстучками.
Пещера так взволновала Джорджа, что он запланировал сделать «живую» запись прямо в подвале и выпустить ее на диске. Пока что этого не произошло, но время еще есть.
В тот вечер в клубе было очень тепло, а снаружи над Мёзи бушевала декабрьская буря. Мы сдали наши пальто хорошенькой рыжеволосой гардеробщице. Джордж, моментально реагирующий на женскую улыбку, был так впечатлен, что пробормотал мне: «Прекрасная девушка, Брайан», с чем я согласился. Ее звали Присилла, и трудно было даже со второго взгляда разглядеть в этой подвижной гардеробщице ведущую британскую певицу (каковой она стала через полтора года), отпевшую сезон в лондонском Палладиуме и выпустившую два сингла «Каждый, у кого имелось сердце» («Anyone Who Had a Heart») и «Ты – мой мир» («You’re My World»), захватившие лидерство в чартах.
Девушкой была конечно же Силла Блэк (урожденная Присилла Мария Вероника Уайт — прим.перевод.). Моя любимая Силла – одна из будущих супер-звезд – самая фотогеничная девушка Англии, всеми любимая певица, которую и зависть обходит стороной ввиду ее сердечной простоты.
Силла всегда была одной из тех, что вертелись возле Пещеры. Она пела, я знаю, но не думал, что она займется этим серьезно, — да в Пещере практически каждый был или певец или гитарист. Пусть Силла и нравилась мне, но вплоть до середины 1963 года я ей контракта не предлагал.
Впервые я услышал ее пение однажды утром в ливерпульском клубе Голубой ангел. Выглядела она, как и всегда, великолепно – стройное, грациозное создание, способное быстро менять свое настроение от номера к номеру. Наблюдая за певицей, я прикрыл глаза и вообразил ее на большой сцене при хорошем освещении. Мне показалось, что из нее может получиться прекрасная артистка.
В то утро Силла пела с джазовой группой, но случалось, безо всякого интереса она выступала и с Битлз, и с другими ливерпульскими группами, включая особо заметного «Тэйлора Королевского размера и его Доминошников». По окончанию последней песни я подошел к ней и сказал: «Ну, это просто удивительно. А задумывались ли Вы о профессиональной карьере?» Она рассмеялась своим колдовским смехом, очаровавшим миллионы фанатов в программе «Джук-бокс жюри», и сказала: «Да кому я нужна?»
Я ответил: «Ну, например, мне. Не хотите ли обзавестись менеджером? Я пока ничего не могу обещать, но, думаю, Вы могли бы стать очень хорошей артисткой в сфере звукозаписи». Силла сказала: «Хммм. Это немножко рискованно, но петь я люблю, и достичь успеха на этом поприще было бы здорово».
Итак, через несколько дней я сделал ей твердое предложение своего менеджмента и предложил все хорошенько обдумать. Она так и сделала и в сентябре 1963 года подписала контракт со мной. А восемь месяцев спустя стала девушкой-символом британской молодежи, самой зазывной певицей Британии и неиссякаемым источником моей гордости.
Я никогда не волновался за Силлу. Стиль поведения и врожденная мягкость делают руководство ею просто радостью, но, что любопытно, однажды она непреднамеренно вовлекла меня в одну из самых страшных историй моей жизни.
Новость о том, что скоро я подпишу контракт с ней, распространилась по Ливерпулю моментально, и как-то в предрассветный час раздался анонимный телефонный звонок. Грубый, низкий голос на другом конце провода невежливо произнес: «Отвяжитесь от Силлы Уайт, Эпстайн. Ей не нужна Ваша опека. Она подписала контракт с моими друзьями».
Звонивший повесил трубку, оставив меня в размышлениях: а зачем, собственно, мне такие проблемы. Наступило утро, и я осознал, что звонивший добился-таки своего – напугал меня хуже некуда.
Я рассказал Силле о звонке, и она заверила меня, что ни с кем, кроме меня, ни о чем не договаривалась, так что я решил не обращать на тот звонок внимания. Однако около двух часов ночи раздался новый звонок. Голос был другим, но послание в основном тем же самым. На этот раз я был способен разговаривать и заявил: «Ни меня, ни мисс Уайт ни в малейшей степени не интересует эта чепуха!»,- и теперь уже сам повесил трубку.
Звонки повторялись еще в течение нескольких дней, но требования и угрозы становились все слабее, пока, наконец, не прекратились. Я выдохнул с облегчением, поскольку никогда не желал – да и вовек не захочу – угонять чужих артистов.
Силла была последней, кого я взял под опеку в Ливерпуле, и, конечно, единственной девицей. Это не случайно, поскольку, как оказалось, довольно трудно отобрать настоящий талант в большом бит-сити, к тому же я не хотел разжижать свое внимание к менеджерству Силлы какой-нибудь ее конкуренткой. Диск-чарты содержат не так уж много женских имен, зато на сцене их фигурантки могут выглядеть просто обворожительно.
После Битлз и Джерри я с большой тщательностью отобрал еще четыре северные группы для беспроигрышного представления на Тин-Пэн-Элли. Подписав контракт с Билли Дж.Крэймером, я пристегнул к нему манчестерский квартет Дакота, не столько потому, что мне нравится их работа, а потому что его собственная группа – Прибрежники («Coasters»), играющие теперь с Чиком Грэмом, так и не захотели перейти в разряд профессионалов. Билли Крэймер фактически выиграл конкурс, организованный газетой Мёзибит, для самых известных профессиональных групп Ливерпуля. ММСР вручили ему приз, и частично поэтому я так впечатлился этим достижением, что подписал с ним контракт, а частично потому, что Джон Леннон обожал голос Крэймера. По-моему, он был самым известным из артистов своего возраста и опыта.
К тому же на Пещерной сцене я подцепил Большую Троицу (группу, которая так часто меняла состав, что, казалось, пол-Ливерпуля отметились в ней), Квартетище («Fourmost») и Четверку Ремо.
Большая Троица больше не со мной. Контракт аннулирован ввиду распада ансамбля, а я не одобряю таких дел, особенно, как в этом случае, когда его покидают основатели и теряется устойчивость.
Устойчивость в группах, как и в жизни, это – все.
У этого коллектива в пору подписания контракта было очень хорошее, вселявшее в меня оптимизм, звучание. Но как-то в Германии они сошли с катушек, и, по-моему, так и не восстановились. Налицо было отсутствие дисциплины, а это неприемлемо. Это не только плохо для бизнеса, ужасно для репутации, но особый урон терпит моральный дух коллектива.
Мне было жаль расставаться с ними, так как Джонни Хатчинсон – один из основателей коллектива – был хорошим барабанщиком и певцом, а Джонни Густафсон, басист, ныне играющий в Мёзибитах, особо ценен, весьма музыкален и, вдобавок, внешне очень смазлив.
Мои взаимоотношения с Квартетищем, наоборот, все более укрепляются, и ныне это одна из ведущих групп кантри-бита, умная и ироничная, имеющая что-то от искрометного шарма Битлз. Подписать с ними контракт, в отличие от прочих, было очень трудно, потому что, даже будучи старожилами Пещеры, наслаждавшимися собственным исполнением, они упорно ученичествовали или числились в составе колледжей и знать не хотели ни о каком менеджменте и о переходе в полноправные профессионалы.
Среди них были те, кто имел 27 баллов по шкале СОО (достаточно высокий уровень знаний по Сертификату об Общем Образовании – прим.перевод.), я, помню, был поражен этим, так как не имел вообще никакого сертификата, а вот перед ребятами открывались многообещающие пути. Но я был уверен, что могу предложить им прочное положение в мире музыки, что и вышло на самом деле. Именно Джордж Мартин убедил меня в том, что они вполне созрели для рывка вперед. Прослушав их в Пещере, он сказал: «Я не прочь как-нибудь встретиться с ними и посмотреть, не сможем ли мы сделать хит-другой».
Ну, так и быть. Встреча состоялась, я подписал с ними контракт, и Квартетище сделал один-два или три хита. В мае вместе с Силлой они открыли сезон в Палладиуме (знаменитый столичный вест-эндский театр, где ставят самые лучшие в Британии варьете и шоу – прим.перевод.), и театральный критик из Таймз заметил: «За счет одного лишь шарма они перетягивают одеяло шоу на себя».
Билли Дж.Крэймер – в некотором отношении, может быть, самый привлекательный певец в мире и, если мне будет позволено напомнить, две первые же его песни заняли заглавные места в топах, а это неплохой старт. Свой в доску в Пещерной толпе – высокий, хорошо скроенный сын железнодорожника, крещенный как Вильям Эштон – он виделся мне идолом тинэйджеров. Три первых номера написали для него Пол и Джон: «Хочешь узнать секрет?» («Listen…»), «Плохо отнеслась» («Bad To Me») и «Ты будешь довольна со мной» («I’ll Keep You Satisfied»).
Хоть и нельзя выиграть все на свете, но просто необъяснимо, почему третья вещь не вышла на первое место. Впрочем, Билли и Дакоты все компенсировали, протолкнув на вершину чартов в Англии своих «Деток» («Little Children»), а в Америке – почти что на вершину.
Его успех в Штатах был особенно приятен, так как укрепил там мои позиции и доказал мне, что американцев впечатляет не одна лишь битломания.
Моим первым сольным артистом стал веснушчатый паренек по фамилии Квигли, чье открытие больше всех моих подопечных вписывается в рамки американской кино-мюзикл-концепции создания звезд. Это случилось как-то вечером в зале Видниза (городишко на берегу Мёзи – прим.перевод.) в 1962 году. Я там просматривал концерт, где участвовали Джерри, Битлз и прочие давно укрепившиеся исполнители, а с 20:00 до 20:30 время было отдано «неизвестным», получившим возможность создать себе репутацию. Я ничего им не платил – они довольствовались случаем послушать друг друга.
В тот вечер я сидел в кабинете менеджера, обсуждая, без сомнения, денежный (хоть я и не люблю деньги как таковые, но обожаю нанимать артистов) вопрос, и вдруг услышал прекрасный, усиленный динамиками голос. Я выбежал из кабинета в зал и увидел одетого в непритязательный зеленый костюмчик юнца, изливавшего душу перед молодой, в основном женской, аудиторией. Он показался мне отличным, с изрядной долей озорства и мощным вокалом.
Когда он сошел со сцены, я заговорил с ним; парень сказал, что зовут его Том Квигли. Нет, ответил он, у него нет менеджера, но он и не задумывается над этим. Я сказал, что не могу предложить ему свою опеку, но был бы рад посодействовать его продвижению. Много позже Боб Вулер из Пещеры пришел ко мне и поведал, что Квигли немного не повезло. Не имея работы, он нуждался в менеджменте, и не мог бы я взять его на полный рабочий день? Я согласился, и дело закипело. Он подстригся и обзавелся новым гардеробом, за который платил я, так как у парня не было ни гроша. Так я запустил на орбиту поп-певца Томми Квикли – самоновейшего рекрута Эпстайна. Свою первую профессиональную программу он исполнил в одном из совместных с Битлз концертов в Вестон Супер Мэйре, и, хотя его подтряхивало от страха, Томми смог привлечь к себе внимание битлаудитории, а для новичка лучшего и желать-то не приходится. Я возлагаю на него большие надежды.
Он навострился в звезды.