К началу 1966 года на маркизе «Лондонского Тумана» (ночной клуб в Лос-Анджелесе – прим.перевод.) читалось «Двери». Дело было на Сансэт Стрип. Помотавшись по клубам вдоль Стрипа, мы договорились с владельцем «Тумана» о месячном контракте, но только после того, как забили его заведение своими друзьями. Это был наш первый настоящий ангажемент. Читать далее «Riders on the Storm»
Автор: Валерий Каратеев
Послесловие автора.
Лос-Анджелес, 1991
То был Год «Дверей». Опять. Возрождение номер десять. Люди постоянно спрашивают меня, почему мы так долго держимся, и я порой бросаю им небрежный ответ: «Да все это – трескотня!»- стараясь смягчить вопрос, на который можно ответить только эгоистично.
Потом слышу точную отговорку, лезущую из моего рта: «У Джима было все для создания мифа об идеальном Джеймзе Дине – прекрасный, блестящий и умерший в 27 лет». «Двадцатисемилетний навсегда», как чопорно выразился комментатор Американского ТВ по поводу Джима в сетевом утреннем шоу. Если вы внимательно вглядитесь в фотографии или прочтете мои впечатления о Джиме в конце, то обнаружите, что Джим, когда умер, выглядел шестидесятисемилетним.
Несколько лет после его смерти я не осознавал, что Джим был алкоголиком. Но когда я заскочил в бар неподалеку от нашего старого офиса, где мы записывали «Лос-анджелесскую женщину», то бармен Фред припомнил, что Джим перепивал любого в этом месте. Неизменно. А Фред был пожилым человеком, повидавшим немало пьяниц. И тогда я окончательно убедился, что Джим скончался. В начале семидесятых у нас не было алко-клиник, в которых бы нам разъяснили, что к чему.
Так стоило ли все оно того? Что сделало нас такими особенными, что Голливуд потратил 30 миллионов долларов на визуализацию жизни пьянчуги? Для чего?
Я все же думаю, что Оливер Стоун честно изобразил Джима Моррисона; однако это фильм о мифе Джима Моррисона (Оливер никогда не встречался с Джимом; он пропустил шестидесятые, сражаясь в рядах морпехов во Вьетнаме). Но у Вас все же остается впечатление, что Джим умер за свои убеждения, растраченные попусту в алкогольном угаре. За веру в «прорыв» к «царству непорочности» сознания. Внутренняя работа. По внешним методам «расстройства чувств» и «путям излишеств».
Я рассматриваю цитату Уильяма Блэйка «Путь излишества ведет ко дворцу мудрости» несколько иначе, чем Джим. По-моему, Блэйк имел в виду, что нужно вести максимально насыщенную жизнь, получая максимум из каждого опыта, а вовсе не валиться поодиночке в бездну.
Думаю, существует множество людей, выросших в шестидесятые и не расколовшихся вдребезги, а до сих пор сохранивших, хотя бы частным образом, видение мира, которое выросло из тех времен: приверженность гражданским правам, гендерному равноправию и миру во всем мире. В их число я включаю себя.
И еще раз, почему же наша история все длится и длится? С тех пор, как «Оседлавшие» были опубликованы, я получил множество писем от фанатов, писем, которые согрели мое сердце, вновь и вновь благодаря нас за обеспечение звукового сопровождения важных моментов в жизни людей. Выделяется одно письмо – «Мои родители были в баре, когда музыкальный автомат наигрывал «Привет. Люблю». Песня придала смелости моему папаше, чтобы подойти и представиться со словами: «Привет. Люблю. Свое имя открой.» Если бы вы, парни, не написали этой песни, меня, может и на свете бы не было!»
Или, как сказал мне в конце съемок Вэл Килмер — актер, который изумительно воссоздал Джима на экране: «После того, как весь этот гвалт закончится, музыка тем не менее останется».
ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ СТИХИ «ДВЕРЕЙ»
| «Американская молитва» | Джеймз Дуглас Моррисон |
| «Было хреново так долго» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Все – чужаки» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Вселенский разум» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Вялый парад» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Гиацинтовый дом» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Двадцатого века красотка» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Душевная кухня» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Запали мой огонь» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Кино» | Джеймз Дуглас Моррисон |
| «Когда песня смолкнет» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Конец» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Латинская Америка» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Лос-анджелесская женщина» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Люби меня дважды» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Машины шипят под окном» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Мэгги МакГилл» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Не касайся земли» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Неизвестный солдат» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Ночи конец» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Ожидая солнце» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Оседлавшие бурю» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Пацифист» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Показалась ты мне» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Привет. Люблю» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Пробудись» | Джеймз Дуглас Моррисон |
| «Проезд Лунного Света» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Прорвись (на другую сторону) | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Пять к одному» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Скоро лето пройдет» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Странные дни» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Тоска шамана» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Туго натянутый канат» | Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Ты любишь ее так безумно» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Хрустальный корабль» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Шпион» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
| «Я не могу лицо твое припомнить» | Джеймз Дуглас Моррисон, Джон Дэнсмо, Рэй Манзарек и Робби Кригер |
ВСЕ ПРОЧИЕ СТИХИ
| «А до вершины долго» | Рэнди Ньюмэн |
| «Астральные недели» | Вэн Моррисон |
| «Баллада о худом человеке» | Боб Дилан |
| «Белый альбом» | Джоан Дидион |
| «Белый кролик» | Грэйс Слик |
| «Боги и новые творения» | Джеймз Дуглас Моррисон |
| «Все, что тебе нужно – любовь» | Джон Леннон, Пол МакКартни |
| «Дельфиний рот» | Джо МакДоналд |
| «Доброй ночи, Сайгон» | Билли Джоэл |
| «Дорога № 66» | Бобби Труп |
| «Единственный выход» | Маршалл Э.Сихорн, Элмор Джеймз |
| «Крысиные бега» | Рита Марли |
| «Мифология» | Эдит Хэмилтон |
| «Мужчина, заходящий с черного хода» | Вили Диксон |
| «Рай в твоей голове» | Стив Винвуд |
| «Слава» | Джо МакДоналд |
| «Тамбурин-мэн» | Боб Дилан |
| «Я не тот, бэйби» | Боб Дилан |
| «Языки» | Сэм Шепард |
С 1965 по 1971 года Джон Дэнсмо был барабанщиком в «Дверях». С 1971 года Дэнсмо занялся театром – как актер и драматург – и танцами, обеспечивая ударное сопровождение авангардных постановок. Является содиректором и продюсером нескольких видео-фильмов о «Дверях», был консультантом Оливера Стоуна по кино-биографии ансамбля. Он живет в Лос-Анджелесе со своей женой, дочерью, двумя собаками, кошкой и тремя цыплятами.
| «Эта книга – невыдуманная история», — Робби Кригер
«Дэнсморова биография «Дверей»- первая, которая, чувствуется, написана по веским основаниям, и это, без сомнения, наиболее подробный отчет о короткой, но яркой жизни «Дверей» как единого ансамбля… Дэнсмо – речистый, членораздельный писатель, который опирается как на неземную мощь «Дверей», так и на обычные понятия их предшественников в литературе, театре и мифах». – Роллинг Стоун «Хорошо написано, трогательно… рассказано обо всем и рассказано честно». – Книжное обозрение Нью-Йорк Таймз «Оседлавшие бурю» Джона Дэнсмо хороши, именно как отчет об истории «Дверей» из всех опубликованных по сей день». – США сегодня «Оседлавшие бурю» очень приятны, особенно своими сермяжными и базирующимися на личном опыте озарениями. Джон Дэнсмо из тех, кто выжил и продолжает поиски». – Оливер Стоун |
Глава 15. Коснись меня
Фактически хаос начался еще в ЭлЭйе за несколько дней до начала мартовского концерта 69-го года в Майами. До Билла Сиддонза дошло известие, что тамошний промоутер продал восемь или девять тысяч билетов, набросив полтинник или доллар сверх оговоренной цены, так что атмосфера начала портиться, когда мы еще даже не покинули город. Если бы промоутеры прежде всего были честны с нами, то беда была бы предотвращена. Если бы мы знали о предыстории их неплатежей группам или платежей не таких, как было оговорено, мы, может, и не погрузились бы на рейс Делта Эйрлайнз до Флориды. Если бы да кабы…
Годами позже Винс Тринор – наш роуди – вспоминал все это примерно так: «В международном аэропорту Майами нас встречает этот парень со своим грузовиком и забирает оборудование. Конечно, мы же играли на выезде; это был дебют новой аудио-системы, которую я построил для «Дверей»: большие усилители. Так что он притащил всех своих качков, которые оказались членами его каратэ-клуба, и они запихали оборудование в грузовик. Я в экстазе! Ничего не надо делать. Они все забирают и обещают попозже доставить. А Билл парится с промоутером и нашим нью-йоркским агентом, который прилетел помочь исправить недоразумение. Похоже, что они не только завысили оговоренную цену, но и билетов продали на тысячу или две больше. Они не могут прийти к согласию, поэтому Сиддонз говорит: «Хрен с ним, мы не собираемся играть!» Промоутер говорит: «Вы будете играть». Билл говорит: «Ты так думаешь?» А промоутер отвечает так: «Не будете играть – не получите назад свое оборудование». Билл поворачивается ко мне и говорит: «Где оборудование?» Я показываю на отъезжающий грузовик и говорю: «Вот там и было оборудование». А у нас после Майами запланировано еще 18 представлений… по всему Восточному Побережью. Наш первый затяжной тур».
%
— Сообщение от Джима,- прокричал Винс, поднимаясь по лестнице и входя в гримерку.- Он в Новом Орлеане, пропустил очередной самолет и будет здесь около семи. — На часах было пять и предполагалось, что мы выйдем на сцену в восемь. Отлично, подумал я. «Ожидая Моррисона».
— Не поставим звук,- заканючил я.
— Да все будет в порядке, Джон,- снисходительно ответил Рэй.
Робби, конечно, практиковался на своей гитаре. Его инструмент был портативен. Никаких оправданий. Мне хотелось, чтобы он проявил в сложившейся ситуации чуть больше эмоций. Без проверки звука первые несколько номеров были шероховатыми.
Когда к семи часам аудитория заполнила зал, и группа разогрева начала свою программу, моя злоба на Джима усилилась. Его непредсказуемость все больше и больше влияла на концертные выступления, и это просто сводило меня с ума! Почему он хотел похоронить все, что мы создали? Я думал об этом в то время, как по своему обыкновению из-за занавеса обводил взглядом толпу. Может, это была последняя отчаянная попытка побороться с имевшей место одержимостью. Ранимый, скромный мальчик из колледжа, стоявший спиной к аудитории, давно исчез. Победил Король Ящериц, и Джим еле дышал под его новой кожей.
«Есть точка, пройдя которую, мы не можем вернуться. Той точки еще надо достичь»,- написал однажды Кафка. Моррисон наконец достиг ее. Он превращался в насекомое. Он трансформировался в монстра, который пока еще мог зачаровывать.
До Майами. Его зачарованная жизнь закончилась в Майами.
Что подвело Джима к бездне в тот вечер в его родном штате и заставило прыгнуть? Он определенно был рожден с каким-то сверх-напряжением или внутренними демонами.
Дугой широкий пляж под драгоценной хладною луной,
Нагие парочки торопятся в прибежища свои,
А мы смеемся, словно глупые и ласковые дети,
Засаженные в шерсто-ватные младенчества мозги.
А музыка и голоса еще все возле нас.
Он был рано развившимся подростком с военным воспитанием. Постоянные переезды. Слухи об агрессивной мамаше, которая чуть было не обратилась в нашу веру, посетив в конце 1967 года концерт в вашингтонском Хилтоне. Джим скрывался от нее весь вечер, но она была повсюду, заправляя командой осветителей, чтобы они хорошенько освещали шоу ее сына.
Может, чувства Джима были чересчур обострены. Я уверен, что он был разным: когда мы подружились и стали членами ансамбля приятелей, и теперь, когда наши мечты стали реальностью; но этого оказалось недостаточно. По крайней мере, ему.
А, может, Джим просто служил в Театре Жестокости Антуана Арто:
Вот к какому заключению мы хотим прийти: каждое наше представление связано с высоким риском. Не к разуму и чувствам людей мы обращаемся, а к самому их существованию. И их, и нашему. В идеале публика пойдет в театр так же, как она ходит к хирургу или дантисту; с чувством ужаса, но также и необходимости. Настоящий театральный опыт сотрясает затишье чувств, высвобождает сдавленное подсознание и ведет к своего рода потенциальному бунту, который не может реализоваться в полном объеме, пока он остается потенциальным и навязывает собравшейся толпе трудную и героическую позицию.
«Аудиториум Обеденного Островка» в Майами изнывал от духоты из-за всех этих дополнительных зрителей, которых пустили благодаря тому, что вынесли сиденья. На часах было 8:15 вечера. Нам предполагалось выйти 15-ю минутами ранее, а от Джима – ни гу-гу. Моя голова лопалась от богохульств.
— Может, без него начать?- сказал Робби.
— Нет!- проорал я, стараясь оттянуть время. Тут находилась не бесчувственная европейская толпа. Эти люди буйно шумели, и я был уверен, что им хочется «Дверей» с их земляком, распевающим на первом плане. Я был мертвенно бледен. И занял себя упражнением барабанщика на растяжку: держа руки прямо перед собой и, храня в ладонях толстые концы палочек, я вращал запястьями вверх-вниз.
Наконец Винс взбежал по лестнице в гримерку, вопя: «Он здесь!» Я отвернулся, чтобы не встретиться глазами; присутствие кого-то входящего в комнату и так чувствовалось по реакции остальных. Хаос был буквально ощутим. То, что писаки назвали «харизмой». А я называю это психозом.
Я не взглянул на Джима, потому что боялся его. Я был так взбешен, что хотел врезать ему, но в то же время опасался сказать что-нибудь враждебное. Когда некто достигает такой мощи, что остальные — как друзья, так и чужаки — боятся комментировать его выходки, жди беды.
Робби осуждающе глянул на Сиддонза, а Рэй – Страдалец № 1 – только промямлил: «Ну, давайте уже».
Джим был пьян в жопу.
Есть ощущение слона в посудной лавке, но ты как-то не замечаешь его. Ты бродишь вокруг… и повсюду это слоновье дерьмо… но ты притворяешься, что его нет.
(Джэнет Войтитц, «Взрослые дети алкоголиков»)
— Что вы хотите сыграть, ребята?- сказал я.- Давайте начнем с «Мужчины, заходящего с черного хода», — Окей?
Все кивнули, и мы направились на сцену. Я не проталкивал дальнейшие песни ввиду нехватки времени. Как обычно, даже по трем песням я не мог достичь согласия.
Спуск по лестнице напоминал вход в сауну. Дантов Ад. Позже мне стало известно, что там находилось около 13 тысяч человек, утрамбованных в зал, предназначавшийся для семи тысяч. Винс нанял нескольких аборигенов стоять в дверях с металлоискателями. Когда мы выходили на сцену, Винс шепнул нам, что металлоискатели оказались устаревшей конструкции. Рэй восстанавливает в памяти события: «Джон, Робби и я не знали, что выкинет Джим. Мы бы последовали за ним, если уж придется, даже в пасть самого Цербера, потому что это – Джим, он наш, он — наш главарь – поэт».
Мы начали «Мужчину, заходящего с черного хода», Джим спел несколько строк и вдруг остановился. Мы немножко поимпровизировали, но вскоре смолкли. А Джим понес пьяный рэп:
«Все вы – компашка долбаных идиотов. Вы позволяете другим указывать, что вам делать. Командовать вами. Вы это любите, не так ли? Может, вы любите, чтоб вас пихали мордой в дерьмо… вы все – скопище рабов? Что вы собираетесь делать со всем этим? Что собираетесь делать?»
Я захотел превратиться в жидкость и истаять в пространстве меж моих барабанов. Я никогда не слышал такой ярости, обращенной непосредственно к публике.
Он продолжал. «Эй, я не говорю о революции. Не говорю ни о какой демонстрации. А о том, как повеселее провести время. Я говорю о танцах. О том, чтобы до боли возлюбить ближнего. Я говорю о том, что надо овладеть вниманием друга. Я говорю кое-что о любви. Люби, люби, люби, люби, люби, люби, люби. Сгребай друга в охапку… и люби его. Да-в-а-а-а-а-а-а-а-й. Да-а-а-а-а-а-а-а-а!»
Если бы я мог переплавиться и спрятаться за своим басовым барабаном. Я был достаточно мал, чтобы поместиться там. Если бы скрючился. Я не двигался. Вдохновение Джима питалось посещением несколькими днями ранее «Живого Театра» Джулиан и Юдит (Молина) Бек в университете Южной Калифорнии. Они составляли труппу конфронтационного перфоманса, которая отворила творческие соки Джима и нагнала ужас на меня. Джим заполучил билетики для каждого желающего прямо возле нашего офиса. Он действительно хотел, чтобы мы увидели, чего они там себе достигли. Билл Сиддонз вспоминает: «Это был театр конфронтации, и Джим был глубоко потрясен тем, как явно она заставляет людей меняться, поскольку фактически это наилучшим образом отражало то, чем был поглощен Джим. Он провоцировал людей, поскольку чувствовал: надо низвести человека до его сути, а вот с ней-то и работать. На представлении «Живого Театра» актеры носили минимум одежд, что-то типа джи-стрингз (лента, спускающаяся с талии; единственная одежда, остающаяся на исполнительнице стриптиза в конце представления – прим.перевод.), они карабкались по проходам и над публикой, крича: «Без паспортов! Без границ! Рай сию же минуту!» Я был напуган. А Джим воодушевлен».
— Эй, что вы все тут делаете? Вы хотите музыки. Нет, это не то, чего вы хотите на самом деле. Ну, ладно, я хочу увидеть тут кое-какое действо, хочу увидеть, как кто-нибудь тут веселится. Хочется увидеть немножко танцев. Тут нет правил, нет ограничений, нет законов, валяйте! Может, кто-то хочет подняться сюда и полюбить меня в задницу? Давайте. Мне тут так одиноко, хочется немножко любви…
Он склонил голову, а я подумал о Пэм. В ту минуту я грустил и стеснялся Джима. Не стоило ему выставлять напоказ свою уязвимость.
Майами оказались одной из последних попыток Джима поймать искру нового творчества и подавить демонов, сбивавших его с толку с самого рождения. Подобных тем, что твердили Ленни Брюсу, дескать, больной мир нуждается в комедианте или заклинателе, изгоняющем бесов.
Джим интенсифицировал свои поиски с помощью чтения экзистенциальной литературы, психоделики и алкоголя. Подобно своим романтическим идолам – Ницше и Рэмбо – он приукрашивал смерть. Сочинительство и выступления казались единственными вещами, которые ослабляли экзистенциальный страх Джима.
Тот, кто знает, как дышать воздухом моих творений, осознает, что это воздух высот, а он бодрит. Человеку следует дорасти до него, иначе он убьет его.
— Фридрих Ницше
Конечно, ни ансамбль, ни аудитория не знали, до чего дойдет Джим на этот раз. И перед выступлением в «Голливуд боуле» он не сказал нам, что принял кислоты, и теперь не предупредил, что введет в представление Театр Конфронтации.
В музыкальном плане концерт был хуже некуда. После нескольких попыток сыграть наши песни, на протяжении которых кто-то из публики швырнул на сцену галлон забрызгавшей нас флуоресцентной оранжевой краской «Дэй-Глоу» (торговая марка производителя флуоресцентно окрашенных материалов – прим.перевод.), Робби и я оставили инструменты и начали убираться со сцены. Ее левая часть затрещала и обвалилась на несколько дюймов.
Винс Тринор воссоздает несколько следующих мгновений: «Кто-то вспрыгнул на сцену и окатил Джима шампанским, отчего тот снял рубаху. Он промок насквозь. «Давайте немного осмотрим кожу, давайте обнажимся,- сказал он, и одежды начали срываться. Я во всем виню зрителей.
К этому моменту Джим соблазнил множество фанатов взобраться на сцену, сформировать круг, взяться за руки и затанцевать. Полицейский и Джим обменялись головными уборами. Полицейский натянул джимову шляпу с черепом и костями, а Джим надел его фуражку. Потом дотянулся и сорвал свою шляпу с копа и запустил ее в публику. Полицейский вслед за ним стащил с Джима свою фуражку и швырнул ее в народ.
Потом Джим намекнул, что он собирается довершить стриптиз. «Вы пришли сюда не за музыкой. Вы пришли еще кое за чем. Более грандиозным, чем все доселе виданное вами». Рэй завопил, чтобы Винс остановил его. Винс продолжает: «Из-за барабанов Джона я добрался до спины Джима и запустил пальцы в петли для ремня на его брюках, закрутив их так, чтобы он не смог расстегнуть пряжку или ширинку».
Я решил слинять. Спрыгнув со сцены, нечаянно приземлился на доску с осветительными приборами, отчего один из охранников, подумав, что это Джим дурачится в качестве обладателя черного пояса по каратэ, провел такой прием, что тот полетел прямо на головы зрителей.
Перепуганные до смерти, мы с Робби побежали по лестнице, чтобы выбраться из этого хаоса. Теперь Джим был в центре зала, предводительствуя в змеином танце десятью тысячами человек, следовавшими за ним. Я посмотрел с балкона вниз – аудитория выглядела гигантским клубком с Джимом в центре. Когда я входил в гримерку, оттуда выскочил Билл.
— Забери его оттуда!- предупредил я. — Он может травмироваться!
— Что я и собираюсь сделать!- прокричал Билл.
Минут через десять Король Ящериц ввалился с группой людей, смеясь и болтая. Сейчас он был трезв; концертная жизнь трезвит лучше, чем несколько чашек кофе!
Моя злость за испорченное представление угасала по мере того, как мы с Рэем взирали из окна на разъезжающуюся толпу. «Ты чувствуешь, какая там хлещет энергия?»- подчеркнул Рэй. Я отметил, что, разъезжаясь, люди обменивались энергичными замечаниями..
— Они там крепко подзарядились, как будто мы дали им энергетическую встряску, и они собираются разнести ее по улицам,- продолжил Рэй. Было ли его объяснение разумным?
— Да-а, я ощутил это,- ответил я, думая, что, хоть мы и плохо отыграли, зато театрально. Я взглянул на Робби, поклевывавшего обильное угощение, доставленное нам. Казалось, он смирился с только что произошедшим на сцене. Впрочем, одна мысль никак не шла у меня из головы. Как долго мы собираемся выходить сухими из воды? Полочка нашего пьедестала становилась все уже.
%
В самолете, несшим нас из Майами на ямайские каникулы, Джим рассказал, что опоздал с вылетом из Нового Орлеана из-за стычки с Пэм. Пытаясь организовать романтические каникулы, он арендовал большой ямайский плантаторский дом, а сейчас летел туда один. Дом располагался высоко на тропическом холме и дышал рабовладением. Через несколько дней Джим нарисовался у нас. Робби и я, а также соответствующие подруги – Линн и Джулия – арендовали большой дом на берегу. Джим сказал, что его краткое пребывание на вершине холма оказалось «жутким». Он описал свое сидение в столовой в конце длинного стола, прием пищи при сидящей на стульях вдоль стен прислуге, ожидающей приказаний. В спальне вокруг кроватей были кружевные занавески, предохранявшие от насекомых.
Я сочувствовал Джиму по этому поводу, но меня доставало, что он с грохотом нарушил идиллию нашего пристанища. Он нажрался рома, и его присутствие нервировало меня. Он знал, что я ненавижу его саморазрушение, но нам обоим было ясно, что его не остановит ничто. Спустя несколько дней Джим вернулся в Штаты, но не раньше, чем позвонил Билл и сказал, что выписан ордер на арест Джима. Он обвинялся в распутном и похотливом поведении, симуляции орального соития и непристойном обнажении. Я не мог поверить в эти обвинения! Да, Джим был пьян. Но симуляция орального соития? Они, должно быть, намекали на то, как Джим встал на колени, чтобы получше разглядеть пальцы Робби, игравшего на гитаре. Так как Джим не владел инструментами, он был в восторге от музыкантов. Позже в качестве доказательства непристойного акта фелляции использовалась фотография, на которой Джим всего лишь восхищался талантом Робби. Никакого злого умысла в Майами не было. Но они настаивали, что Джим подставлял Робби свой рот.
Если уж он такое учинил, почему они не арестовали его сразу же, и почему полиция после концерта была так любезна?
Винс описывает несколько следующих дней после концерта. «Я пришел в концертный зал на следующий день с несколькими помощниками, чтобы все упаковать. Из-за разбросанной одежды шагнуть быть некуда. Пришедшие подметальщики складывали эти одежки в кучи высотой 4-5 футов и 10 футов в окружности. Там были бюстгальтеры, ремешки, юбки, платья, блузки, кофты, трусы, туфли, штаны, носки, мокасины и кеды. Как какой-нибудь подросток пошел на рок-шоу, а вернулся домой без штанов?
До начала полномасштабного турне по Восточному Побережью у нас была неделя, и я отправился домой в Эндовер. «Двери» запланировали слетать на Карибы. Никто не делал из этого секрета. Я — в Эндовере, и тут разражается долбаная буря. «Король Ящериц непристойно обнажился!» Долго ли коротко, но все сводилось к следующему: а) ордер на арест не был выписан в течение 9 дней; б) это был ордер на арест беглеца – несмотря на всеобщую информированность о запланированных каникулах; в ордере значилось, что Моррисон покинул Майами, дабы избежать преследования; в) политика? Готов поспорить».
%
Когда ордер был выписан, Джим покинул Ямайку и вернулся в ЭлЭй. Наш полномасштабный тур по 20 городам был отменен. Пол Ротчайлд описывает картину в нашем офисе. «Они остались без работы. Промоутеры всей страны отказывались от заказанных шоу с той скоростью, с какой «Двери» успевали поднимать телефонную трубку. В те ужасные две недели почва буквально ушла из-под ног».
Винс добавляет: «Нас подвергли остракизму. Нас запачкали. Мы были неприкасаемыми, заразными. Был такой эффект, как будто масс-медиа и публичное мнение заткнули нам глотку».
Почему мир хотел верить – и это скверно – в то, что Джим непристойно обнажился? Найдя виновных, уже не так присматриваешься к собственным неврозам. По моей теории, некоторые родители провели расследование, отчего это их подростки вернулись домой полураздетыми, созвонились с местными политиканами, и они решили использовать Джима в качестве примера морального разложения. Долбаные политические махинации.
С другой стороны, а как же с Джимом не могло приключиться ничего ужасного? В своем элегантном, всезнающем стиле Рэй сказал в интервью, что мы «обеспокоились» насчет первого ареста Джима в Нью-Хэйвене. Обеспокоились? Мы знали ,что в ансамбле есть своя атомная бомба! Да ладно. Мы уподоблялись Слиму Пикензу из «Доктора Стрэнджлава», оседлавшему снижающуюся боеголовку – только мы притворялись, что ничего особенного не происходит.
Я с самого начала знал наверняка, что все идет к подобному концу. И реагировал шизофренически: одна моя половина ненавидела его, как Исмаил Ахава, за то, что он влек нас вниз; а другая говорила: «Это к лучшему, все к лучшему». Я был рад, что его прищучили, поскольку недостатки поведения были налицо. Как сказал вдохновенный Билли Джэймз, писавший нашу первую биографию для Электры: «Концентрация слишком большой власти в руках Джима была бы опасной». Должно быть, еще тогда он почуял хаос.
%
Охо-Риос, Ямайка, был невероятно прекрасен и романтичен, но Джулию, казалось, что-то тянуло от меня. Прекрасная вилла, арендованная мною с Робби, со своим собственным маленьким частным островом, была не нужна моей приятельнице. Она занималась любовью проформы ради. Никакой страсти. Мои фантазии об экзотическом празднике были порушены, но рассуждение о том, с каким дерьмом столкнулся наш майамский фанат, отбивало всякое желание что-либо предпринимать. Полное отрицание. Я отрицал, что у нас в ансамбле сумасшедший; отрицал сыпь на нервной почве; а теперь отрицал и то, что моя подруга уходит в отрыв. Я не мог вернуться к музыке, так сказать. Не снимай розовые очки. Спасибо, Мамочка. Позволь осадку осесть на дне стакана, просто помедитируй. Спасибо, Махариши.
Последние несколько дней в раю были тихи и мечтательны, так как мы готовились к реальной жизни в Лос-Анджелесе и возможному появлению в здании суда в Майами. Я только что пережил хренов циклон и хотел лишь курить благовония, пить тропический ром и созерцать закат.
А затем, по пути в ЭлЭй Джулия огорошила меня новостью, что она беременна! Все у нас было так отлично, и вот, она – беременна! Я все еще не хотел быть мужем, не говоря уж об отцовстве! По взгляду Джулии можно было догадаться, что она надеялась на такой ответ: «Ну, и давай заведем». Я не мог поверить, я просто онемел.
Время от времени я спрашивал, пользуется ли Джулия какими-нибудь противозачаточными средствами; в 1969-м предполагалось, что это – обязанность девушки, и мы об этом практически совсем не говорили.
%
Теперь у нас была большая проблема. На меня навалился такой стыд по поводу секса; выросший в католической семье, я даже не спросил, как это произошло. Был ли это несчастный случай? Я не знал. Но знал, что нахожусь в ярости. Я не хотел ребенка, да и она, можно сказать. Она ни разу явно не заявила, что хочет его, но…Следующий месяц мы с ума сходили от беспокойства по поводу того, как же нам быть – аборты тогда были запрещены. Я носился, как угорелый, стараясь найти доктора для этого. Наконец обнаружился мой хиропрактик в паре с доктором, и Джулия согласилась.
Глава 18. Лос-анджелесская женщина
Лос-Анджелес, 1981
Я пошел посмотреть «Что случилось с Керуаком?» — документальный фильм о легендарном писателе-битнике, который вдохновил так много музыкантов, включая нашего ведущего певца. Во время антракта я решил пробежаться по улице от «ЕЗТВ»-видео театра и взглянуть на старый офис «Дверей» и репетиционную. Я пересек разделительную с вышедшими из употребления рельсами на бульваре Санта-Моники и метнулся в конец улицы. Чем ближе я был к Ла Сьенигэ, тем явственнее вырисовывалось старое обветшавшее здание. Теперь это был настоящий гадюшник. Выглядевший предназначенным к скорейшему сносу. Крыльцо сломалось окончательно, так что мне пришлось прыгать на четвертую ступеньку, казавшуюся относительно надежной. С лестничной площадки я оглядел сальную ложку «Толстого Бургера», который когда-то был «Распространением топлесса» — стрип-клубом, куда мы водили интервьюеров. Журналистов чрезвычайно нервировали груди, трясущиеся над их головами, пока мы отвечали на вопросы.
Добравшись до вершины лестницы, я расслышал внутри несколько голосов там, где у нас был офис. Должно быть, туда вломились бомжи. Я осторожно проговорил в окно.
— Эй, что там у вас?
— Ничего… живем мы тут,- ответил бомж лет двадцати пяти. Звук его голоса прерывался отхлебыванием какого-то пойла.
— Я слышал, что «Двери» обычно практиковались в этом здании,- спросил я его.- Это правда?
Обычно я не побуждаю людей реагировать на наш ансамбль, но, наслушавшись высказываний Гинсберга, МакКлюэ и прочих о Керуаке, я преисполнился мощи поп-культуры. Неужели наш миф просочился и на улицу.
— Да-а, «Двери»,- сказал один из них с благоговением в голосе.
Другой добавил: «Ну, так что… нынешний владелец намеревается нас вышвырнуть».
— Это плохо,- ответил я. Сунул двадцатку и сказал – Ну, удачи вам, парни. — Прыгая с последнего пролета лестницы, я подумал: насколько депрессивна рейганомика для бомжей. Где же налоговые пенки, снимаемые с богачей, и предназначенные им? Молодых бездомных стало ничуть не меньше, чем стариков.
Я добрел до стеклянной двери внизу и взглянул на то, что было нашей репетици-
онной. Коридор вел в ванную, где Джим делал свои вокальные партии. Эхо ванной комнаты! Я обернулся и бросил взгляд через улицу на «Ликеры Монако». Нахлынули воспоминания об осени 1970-го и записи «Лос-анджелесской женщины»…
Я в этот город заявился буквально час назад,
Чтоб знать, откуда ветер дует, я бросил беглый взгляд:
А где тут в дачках Голливудских девчушечки сидят?
Счастливой юной леди Город Света взял тебя внаймы,
Или ты просто падший ангел
Города Тьмы, Города Тьмы?
Вернуться в Сансэт-саунд, где были записаны наши первые два альбома, было приятно, но не более того. Мы записывали новые песни для Пола Ротчайлда, и в воздухе царила напряженная тишина, та же, с которой мы сталкивались, когда он присутствовал на репетициях. По правде сказать, песен у нас было немного, но Пол занял позицию «а покажите-ка мне». Он понимал, что этот альбом будет еще одним «выдиранием зубов», типа «Ожидая солнце», который почти доконал всех нас. Мы еще не гладко исполняли эти песни, они не были отрепетированы в достаточной степени, но я знал: у нас, несмотря ни на что, есть несколько хороших номеров. Они были более блюзовые, а блюз вел тебя к экзистенциальному страху. Как бы ни было трудно воплощение, но, когда мы собирались вместе писать новые песни, все наши внешние немузыкальные проблемы, казалось, ускользали прочь. Репетиция была временем, когда Джим вполне соответствовал, и его кончина откладывалась. Он все еще почитал состояние выращивания новых идей.
Эй! Идет тут что-то,
И с этим не поделать ничего
— Взгляни-ка, Брюс. Видел ли ты когда-нибудь того, кто отказывается от четверти миллиона долларов?!- сказал Ротчайлд инженеру Ботнику, когда тот вышел из контрольной комнаты в звукозаписывающую.
— О какой чертовщине ты тут несешь?- спросил Ботник.
— Я больше не занимаюсь этим, парни. Тут одна песня про убийцу на дороге звучит, по-моему, как джаз-коктейль. Вам нужно спродюсировать это самим. Может, вам и удастся.
Обычно членораздельный Пол блеял, как ягненок. Он брал большие паузы между предложениями. Прямо чувствовалось, как вертятся колесики дум в его голове. Никто из живущих не вытянул бы из этих парней нового альбома. Им оставалось уповать на самих себя.
Оглядываясь назад, я думаю, что у Пола оказалось недостаточно энергии для того, чтобы, вытянуть из Джима – что он и должен был бы делать — вокальные партии. Пятый член «Дверей» сдался. Мы оказались не у дел.
Лос-Анджелеса Женщина,
Лос-Анджелеса Женщина,
Воскресным полднем поезжай,
Воскресным полднем поезжай
Через предместья, к нежной грусти,
В свой самый-самый грустный блюз,
В свой блюз.
Тем вечером после ухода Ротчайлда мы засиделись в студии, и Ботник почувствовал уныние, в которым мы пребывали.
— Что будем делать, Брюс?- спросил Рэй.
— Я спродюсирую вас, парни. Мы станем сопродюсерами. Мы бы могли нанять передвижное оборудование Уолли Хейдера и записываться в вашей репетиционной, где вам по-настоящему удобно. Типа, как в старые добрые деньки.
Он знал, что следует упростить процесс нашей звукозаписи, и его предложение прозвучало неплохо. Меньше давления. Я начал беспокоиться, а кто из контрольной комнаты проконтролирует Джима, чтобы он не напился. Раздавая указания, Брюс был слишком мягкосердечным. Смог бы он управлять Джимом? Увольнение наших менеджеров было правильным ходом, мы достигли большего контроля, но теперь предстояло самим волочь бремя присмотра за Джимом.
Мы все согласились с идеей Брюса. Я пошел домой, молясь, чтобы она сработала.
Ботник перетащил все оборудование в дом 8512 на бульваре Санта-Моники, и мы устроили звукозапись наверху в офисе Билла Сиддонза. Билл: «Фактически консоль лежала на моем рабочем столе. Я работал днем, они приходили вечером, сдвигали мебель, пришпиливали к стенам листочки и использовали мой кабинет как контрольную комнату». Мы оборудовали связь между этажами, но с кем ты говоришь, было непонятно – окна отсутствовали. Делать наложение было особенно жутко, т.к. ты усаживался внизу и беседовал с динамиком. Все остальные были наверху в контрольной комнате. Впрочем, мягкий по натуре Брюс облегчал атмосферу записи.
— РЭТ, ТЭТ, ТЭТ, ТЭТ,- вступил мой малый барабан в первый день, когда я опробовал отдельные удары палочек. Через пять или десять минут в наушниках послышался Брюс: «Окей, а теперь по басовому».
«БУМ, БУМ, БУМ»,- вступил большой барабан, отзываясь на позыв моей педали. Медленные, единичные, монотонные дроби, пока Брюс добавлял в звучание дискант, первую октаву или бас. Прошли еще десять минут.
— Теперь том-томы.
— Я небрежно настроил том-томы на приму, кварт- и квинт-септаккорды, потому что мы собирались делать «Было хреново так долго», а это – блюз. В оркестре старшей школы, ввиду отсутствия необходимости, я так и не научился настраивать тимпаны!
— Отлично. Они звучат хорошо.
Все идет достаточно быстро, думал я.
— ДУМ, ДОМ, ДАМП! ДУМ, ДОМ, ДАМП!
Сорок пять минут спустя Брюс позвал меня в контрольную комнату прослушать звучание барабанов.
— Звучит довольно хорошо.
— Я счастлив,- откликнулся в свою очередь Брюс.
— Ты имеешь в виду, что все закончено?! Мы поставили звучание барабанов?
— Ну, тебе же нравится, не так ли?
— Да-а, я очарован, это мое звучание, ориентированное на джаз. Так ты имеешь в виду, что нам не надо обтесывать это часами, как раньше?- Я был изумлен.
— Теперь вы, парни, знаете, как делать пластинки, и я восхищен этим.
— Отлично, Брюс, отлично.
%
Мозговой штурм Брюса позволил нам всем, включая Джима, взять на себя больше ответственности, и это сработало. Оказалось, что нам не потребовалось слишком контролировать Джима в студии. Он знал, что поводья ослабли, и ответил на это повышением ответственности. Брюс никогда не заставлял нас переписываться более двух раз; не приходилось вытягивать из Джима вокальные партии, так как большинство из них были «живыми». Мы бы не добились такой легкости, если бы не сделали несколько альбомов с Ротчайлдом. В интервью тех времен Джим подчеркнул уверенность, которой наделил нас Брюс: «Мы записываемся прямо в нашей комнате. Это не значит, что нам не нравится в студиях Электры, но чувствуется, что мы делаем все гораздо лучше, когда репетируем. Это будет первая пластинка, которую мы действительно делаем без продюсера. Мы пользуемся услугами того же самого инженера, Брюса Ботника. Может, он даже будет сопродюсером вместе с «Дверями». В прошлом продюсер… не в том смысле, что он как-то плохо влиял или что другое, но без этого пятого члена ансамбля – все по-другому. Так или иначе, к добру или худу, но теперь все зависит только от нас».
Мы поймали кураж. А ошибки – к херам собачьим.
Это работало, как заклинание.
Однажды в полдень я спросил Рэя: «А знаешь то начало на вещи Майлза «Ну, так что» на концерте в Карнеги-холле? Ба-де-да-до-да-де-да-де-дэмп… БЛАААА-СКРИЧ-ДАМП? Там была долгая и очевидно неверная нота в секции трубы?»
— Да-а.
— А, знаешь, что Майлз сказал об этом? Сказал, что это неважно, так как главное -кураж. Ошибки — это херня. Мне бы нравилось думать, что с «Лос-анджелесской женщиной» у нас то же самое.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, мужик,- подтвердил Рэй.- По мне, так тот второй вариант «Оседлавших бурю» звучит хорошо!
— Именно… Я скажу Брюсу.
%
Микеланджело Антониони, знаменитый итальянский режиссер, пришел послушать нас во время репетиций «Лос-анджелесской женщины». Он искал музыку для «Забриски пойнт», истории об Америке шестидесятых.
Как оказалось, это был ужасный фильм. Но тогда мы все имели в виду «Фотоувеличение» — его первый англо-язычный фильм, который мы просто обожали. Антониони использовал музыку «Новобранцев», что было очень хиппово. Так что Джим, держа в голове фильм, написал несколько куплетов, и мы извертелись на пупе, ожидая появления мэтра. Он оказался надменным. Может, дело было в языковом барьере, а может, ему просто не нравилась наша музыка.
Джим попытался объяснить название «Л’Америка» той песни, что, мы думали, могла бы подойти для фильма. «Апостроф после Л – это сокращение для Латинской… или Центральной Америки… или Мексики по существу. Любого Юга за границей».
Во время его монолога я, помнится, думал, какой Джим замечательный. Боже, я любил его разум. Как ему постоянно приходили в голову такие оригинальные вещи? Он все еще казался креативным до дрожи, хотя и опускался по спирали своего пьянства.
Робби начал играть песню для Антониони, посылая ноты очень медленно, чтобы мы подхватили мелодию. Он играл слишком громко, особенно для тех, кто не увлекается рок-н-роллом. Его исполнение было несообразным. Он рисковал. Звучание Рэя подстраивалось под остальных. Из-за этого Робби то сверкал оригинальными соляшками, а то был не в состоянии подрегулировать громкость до уровня звучания остального ансамбля. В этот момент мне хотелось постучать ему по лбу и крикнуть «Привет!». Я знал, что через пять минут его идеальная музыкальность и мягкая натура опять заставят меня всей душой полюбить его. Но сейчас мой инстинкт подсказывал, что, когда мы с Рэем вступим с нашими партиями, инструменты затянут вокал Джима. А уж начав, нельзя было останавливаться. Слишком непрофессионально. Я досадовал, чувствуя, что мы теряем внимание Антониони. Он выглядел гораздо более стесненным, чем когда пришел к нам в первый раз.
Я двинулся в Латинскую Америку,
Чтоб выменять на бусы кружку
Золотоносного песка.
Режиссер определенно не собирался принимать наши зашифрованные ссылки на деньги (бисер) и травку (которую в Акапулько зовут «золотом»). Голос Джима был в отличной форме, но в песне были мрачные, диссонирующие ему аккорды, затенявшие пение. Робби тут звучал, как холодная сталь.
Ну, ясно, нашей единственной надеждой осталось нагнать на Антониони ужас.
Латинская, Латинская Америка,
Америка.
Мы выстроили инструментальный апофеоз… БЭМ! Да-а. Он пробьет серные пробки в этих итальянских ушах. Мэтр выглядел по-настоящему растерянным. Я был уверен, что он собирается свалить. Песня очевидно перегрузила его. Она суммировала весь его фильм. Отпадала нужда его снимать!
Он распрощался, и мы вернулись к записи песни «коктейльного джаза». Мне очень нравилось, как она превращалась в вестерн-балладу с отголосками джаза. «Призрак, скачущий по небу» встречается с Винсом Гуаральди!
Была разработана 16-дорожечная аппаратура, и фактически мы пользовались ею на предыдущем альбоме, но Ботник предложил записывать «Лос-анджелесскую женщину» на портативном 8-дорожечном аппарате. Билл Сиддонз так отзывается о сессиях записи последнего альбома: «Лос-анджелесская женщина» была чрезвычайно интуитивной пластинкой. Они нарочно делали ее на грани фола. На «Вялом параде» они погрязли в хай-тэке и делали по 35 вариантов». Казалось безумием откатываться назад в технологии, но это заставляло нас наносить на пленку только по-настоящему отличный материал. Наша последняя пластинка оказалась такой же, как и первый альбом: сырой и простой. Как будто мы прошли полный цикл. Мы снова были гаражной бандой, откуда и стартовал рок-н-ролл. Мы даже опустили указание индивидуальных авторов; как и на первых трех альбомах, все песни написаны «Дверями».
В интервью в поддержку «Лос-анджелесской женщины» Джим сказал: «Первый альбом мы сделали примерно за десять дней, а затем каждая успешная запись требовала все больше и больше времени, пока последняя («Моррисон отель») не потребовала девяти месяцев. А тут мы приходили и делали по песне в день. Восхитительно. Отчасти потому, что мы вернулись к первоначальной инструментовке: только нас четверо и басист».
Не то, чтобы Джим уже был вне опасности. По выходным он шлялся по барам, напивался, разбил свою машину. Как будто бы нечто, заложенное в Джиме сызмальства, только на время каналировалось в творчество, и собиралось так или иначе доканать-таки его.
Я начал подумывать, что несколько концертов поддержали бы его, но наша репутация оставалась прокисшей. А Джим тоже хотел опять играть вживую: «Это же политический футбол. Мы подписываемся на концерт, а дня за два до него обнаруживаем, что майор или шериф — кто бы из них ни захотел увидеть свое имя в газете – постарается и запретит шоу, чем вызовет всеобщее негодование. Родители, которые даже бы и не знали, кто мы такие, вдруг слышат, как шериф Пибоди (фамилия брит. полицейского, прославившегося анти-наркотическими преследованиями рок-звезд – прим. перевод.) говорит, что «Дверям» выступать не разрешается».
По крайней мере они не могли запретить наши пластинки. Как-то днем в перерыве между записями Джим и Робби перешли улицу взять себе пивка в «Ликерах Монако», а также сигарет и яблочного сока для Рэя и меня.
— А ты знаешь, Рэй, что означает «Гиацинтовый дом»?- спросил я, пока Джима не было.
— Не-а, но «вижу, что в туалете никого».
— Да-а, это смешная строчка. Почти патетичная в своей паранойе. Впрочем, мне нравится настроение. Мне весело играть фолк-рок на барабанах… как изменение темпа. Он пульсирует, и это технически легко.
Зачем они пришли в наш Гиацинтовый Дом?
Чтоб угодить сегодня львам?
Мне нужен новый друг, чтобы не доставал.
Мне нужен кто-нибудь, кому не нужен я сам.
Пустую ванную обвел я взглядом,
И чувствую, что некто где-то рядом,
Он рыщет по пятам – мне не уйти.
Зачем же сбросил ты червонного валета?
Единственную карту, с которой мог бы я зайти.
Я твержу всем вокруг – мне нужен новый друг,
%
Книга Эдит Хэмилтон по греческой мифологии разъяснила миф о Гиацинте. Она помогла мне разобраться в этой песне Джима. «Гиацинтовый дом» — возможно, печальнейшая из созданных им песен. Хэмилтон писала:
Еще одним цветком, который стал олицетворять смерть прекрасной молодости, был гиацинт.
Празднество Гиацинта
Текло мирным вечером тем.
Но, вызвав на спор Аполлона,
Он жизни своей был лишен.
Они состязались в метании диска
И рук божьих быстрый бросок
Ускорился сверх нужной цели
и страшно рассек Гиацинту лоб. А он был дражайшим товарищем Аполлона. Меж ними не было никакого соперничества; стараясь подальше закинуть диск, они просто играли. Бог был охвачен ужасом, увидев, как хлещет кровь и смертельно бледный юноша падает на землю. Он сам побледнел, схватил его и старался остановить кровь из раны. Но было слишком поздно. Пока он держал его, голова юноши поникла, как цветок на сломанном стебле. Он был мертв; Аполлон, стоит рядом на коленях, рыдает о нем, умершим столь молодым, столь прекрасным. Он убил его, хотя и не по собственной вине, и он стонал: «О, если бы я мог отдать свою жизнь тебе или умереть за тебя…» Пока он говорил, окровавленная трава вновь стала зеленой, и расцвел изумительный цветок, который навеки прославил имя юноши.
Этот пассаж – весьма соответствующая метафора нашего ансамбля. Рэй, который «открыл» Джима, всегда обращался к нему по-аполлонски. Среди нас не было соперничества, когда мы писали и аранжировали наши песни; следовательно, нас разделял их выпуск в свет. Джим забыл, что жизнь – это игра, и, разрушив себя в молодом возрасте, уже не был так прекрасен. «Двери» убили его, не по вине членов ансамбля, и Рэй, распиная нашу индивидуальность, никогда не упускает случая превознести Джима. Наши песни (цветы) расцвели на изумительно долгий срок.
%
Робби и Джим вернулись с пивом, яблочным соком и цигарками. Когда Джим неторопливо входил в репетиционную, я заметил, что он прихрамывает. Прищучив Робби в углу, я спросил, что случилось.
— Сказал, что схлопотал это в «Шато Мармоне» (отель, где тогда проживал Джим – прим.перевод.). Его комната на третьем этаже, и, играя в Тарзана, он попытался ухитриться и забраться к себе по водосточной трубе. Скакнул с крыши сарая, стоявшего вплотную к отелю, и грохнулся спиной на перила.
— Боже, обычно он никогда не травмировался. Я думал, он — небьющийся.
— Больше не думай.
— Давайте еще разок сыграем «Ползущего Змея-короля»,- предложил Джим, выходя из ванной комнаты и подмигивая мне. Как будто бы мы собирались записывать его для нашего шестого альбома, спустя четыре года после того, как мы с Джимом в Венеции впервые восхитились этой песней. Джим знал, что я люблю балдежные вещи, и в середине ее у меня будет шанс кивнуть в знак приветствия Арту Блэйки своей поспешной дробью. А Джим кивал в знак приветствия всем тем черным певцам блюза, которых он обожал, как и его герой – Элвис Пресли – два белых певца с Юга взирали на своих менторов как с предубеждением, так и с благоговением. Робби отдал честь Джэймсу Брауну, исполнив сирено-подобный гитарный пассаж на «Подменыше».
Еще одно приподнятие шляпы перед корнями Джима было в песне «Лос-анджелесская женщина». Мы урезали темп вдвое для средней части «грядет печаль, а радость – вон отсель!», в которой Джиму пришло в голову повторять снова и снова одну и ту же фразу. Поскольку она содержала словцо из черного слэнга — «моджо» (обозначающее секс-доблесть), я придумал монотонно повышать темп до его первоначальной скорости, типа, оргазма. Было трудновато прикинуть прежний темп после пяти минут медленной музыки, но со второго захода мы с этим справились. После перенесения песни на пленку Джим позвал Рэя, Робби и меня в заднюю комнату.
— Посмотрим-ка.
Он написал: JIM MORRISON
— Взгляните-ка,- сказал он, самоудовлетворенно.
Затем приступил к написанию каждой буквы своего имени в другом порядке, перенося их время от времени туда-сюда. Джим-анаграмматик.
MR MOJO RISIN’
Получилась фраза, которую мы только что записали в «Лос-анджелесской женщине»!
— Твою мать, Джим,- сказал я.- Это круто!
— Очень мило,- добавил Рэй. Робби улыбнулся.
%
Майамская истерия наконец затухла, и мы начали получать приглашения сыграть вживую. Билл Сиддонз завил прессе, что из-за Майами мы потеряли на концертах миллион долларов, на которые я не мог наплевать. Джимово состояние быстро деградировало из-за продолжающегося пьянства, поэтому мне казалось, что хорошо бы немного развеять миф о несокрушимости. Поохладить, так сказать. В позднем интервью Джим отозвался о майамском концерте, сказав, что, осознанно или нет, но тот единственный славный вечер положил конец образу, созданному вокруг него.
Невзирая ни на что, мы подписались на турне по маленьким, не более пяти тысяч мест, залам – обычно старым филармоническим с тяжелыми бархатными шторами, поглощавшими звук. В акустическом плане они были определенно более удовлетворительными.
К сожалению, разрушение мифа оказалось слишком незначительным и слишком запоздалым.
%
Новый Орлеан, декабрь 1970 года
Лимузин забрал нас из отеля во Французском Квартале. Этот город ощущался отличным от всех штатовских, где я побывал. Витиеватые чугунные ограды, и запах гомбо (креольская похлебка из стручков бамии с мясом, курицей, крабами, томатами, креветками и устрицами, сдобренная специями и травами – прим.перевод.). Перед тем, как сесть в машину, мы с Джимом сбегали за пивом в бар на углу. Надпись на окне гласила «Цветные не допускаются».
Джим подхватил намек и, как только мы запрыгнули в авто, начал дразнить нашего водителя.
— Видали бы вы надпись в этой лавке. Нужно держать этих ниггеров в специально отведенных местах.
— Да, сэээээр!- вставил белый водитель, и сердце его не екнуло.- Держать их в отведенных местах.
Все в машине были раздражены; настоящий живой расизм прямо перед нашими глазами. Водитель ударился в монолог; акцентированный и пришпоренный ремарками Джима, он звучал так, будто рабство существовало до сих пор.
Джим ухмылялся вовсю и провоцировал невообразимое выступление водителя. Действенный метод. Конечно, Джим подшучивал над водилой, но и сам крепко знал материал.
Концерт состоялся в месте, известном как «Пакгауз». Именно так. Низкий потолок с подпорками тут и там порождал чувство клаустрофобии. Для улучшения акустики он был чем-то громоздко оббит.
Настроение в тот вечер было жутким – и исходило оно от Джима. Кто-то, должно быть, загонял булавки в его душу, так как пять лет эксцентричных выходок завершились крутым обломом. Источники рока были здесь, в Новом Орлеане. Могло ли это быть отмщением вуду?
Комнатам вдоволь досталось
Вычурных глаз, голосов,
Что вопиют про усталость,
Девке с оскалом зубов.
Гости, уставши грешить,
Спят.
Так внемли о греховном!
Странные дни нас настигли.
Вязнем мы в странных часах.
Наши тела в беспорядке,
Память сбоит, просто — ах!
И мы бежим ото дня
В странной ночи отрубиться.
Когда Рэй и Робби глянули на меня для отсечки конца «Душевной кухни», Джим начала рассказывать свою ужасную шутку.
— Что говорит слепой, проходя мимо рыбной лавки?
Я досадовал, зная концовку.
— Привет, девчата!
Аудитория недовольно заворчала. А потом Джим начал свою бессмысленную историю про парня и девушку, забравшихся в дупло дерева. Впервые он рассказал нам эту «шутку» в репетиционной, а гэг состоял в том, что его не было. Джим просто грузил и грузил: «Говорит парень девушке: «Э-э, а ветрено, не так ли?…» Он рассказывал, потому, что обожал растрачивать наше время. Подростковые штучки. На этот раз насмешки и издевательства ему не удавались. Он попросту занудствовал. Это было душераздирающе — художник на пути к провалу. Он бубнил еще минут десять, пока мы втроем пытались начать следующую песню. Джим не уходил с авансцены, аудитория становилась все более и более беспокойной. Никто не смеялся. В конце концов, прямо под Джимов рэп я начал «Прорвись», которая вывела его из хандры. Остаток сета (последовательность песен между перерывами — прим.перевод.) мы пробормотали без малейшей искры.
Джим даже не был пьян, но его энергия угасала. Позже Рэй отметил, что видел, как во время сета вся психическая энергия Джима истекает с макушки. Я не видел того же самого, но, казалось, что жизненные силы покинули Джима.
Я знал, что публичная жизнь ансамбля завершена. Я видел печального старого блюзовика, который когда-то был велик, но теперь полностью выдохся.
С шипением проносятся машины,
Как волны, что, нахлынув, мчатся вспять.
Подружка, вроде, рядом, но до нее мне не достать.
Свет фар машин проезжих
Крадется по стене.
Зову, зову подружку беззвучно, как во сне.
Дориану Грею рок-н-ролла было всего двадцать семь.
Вечером раньше в Далласе у меня мелькнули надежды на то, что у нашей игры вживую еще есть будущее, несмотря на неуклонный упадок сценических возможностей. В Техасе мы впервые сыграли «Оседлавших» на публике, и они были приняты достаточно хорошо. Песня была еще не издана, что лишало отклик публики любых примесей. Даже Винс — наш роуди — в Далласе просиял лицом и сказал, что «Оседлавшие» — новая великая песня. Тем вечером я подумал, что наши живые представления могли бы эволюционировать в изысканный джазовый формат. Может, мы смогли бы вновь обрести магию иным способом, более зрелым. На пути к большому карьерному пику есть маленькие пики и провалы, и, хотя сейчас мы были на спаде, Даллас ощущался, как пик.
Однако в Новом Орлеане мы опять взяли весьма невысокую ноту, особенно после поддразнивания предыдущего вечера.
Я чуял гибель.
Ох, долго было мне хреново,
Так, что мне теперь видней.
Что ж не даете мне свободу?
Освободите же скорей!
Да, я прошу тебя, охранник,
Сломай замок, забрось ключи.
Приди скорее, мистер,
Беднягу к жизни подключи.
Зловещий лимузин повез нас назад в «Пончатрэйн Отель». Как будто мы возвращались домой с похорон. Джим болтал о чем-то малозначимом, остальные хранили гробовое молчание. Я знал, что Рэй и Робби были наконец готовы завязать со всем этим. Когда мы остановились на обочине перед входом в отель, пошел мелкий дождь. Джим и Билл Сиддонз выбрались из машины и вошли в вестибюль. Я помедлил и глазами попросил Рэя и Робби остаться, намекая, что у меня есть кое-что сказать. После того, как Билл и Джим оказались внутри, я отворил уста.
— Ну?- сказал я. Они знали, о чем я. Концерт был стол провальным, что они могли читать мои мысли.
— Окей, с этим покончено!- уныло отозвался Рэй.
Робби взял паузу, обдумывая то, что сейчас сказал Рэй, и понимая, что половина нашего квартета уже сдалась. Он кивнул в знак согласия. Показалось, что черная туча, висевшая над моей головой несколько лет, сдвинулась с места. Тот Джим, что хотел уйти годы назад, теперь мог играть где угодно, когда угодно. А это было единственным, что ему нравилось делать, кроме выпивки. Нам следовало признать себя побежденными. И мы только что это сделали. Три стоящих под дождем гробоносца только что похоронили свои концертные выступления. Наконец-то.
В ироническом настроении – праздновать или стенать – мы совершили попытку прошвырнуться по джаз-клубам. Времена изменились. Местами музыкальных действ стали в основном топлесс-клубы. Мы выбрали один, и после лет жестокой критики и брани в адрес Джима я сам напился.
По секрету, мне даже полегчало от того, что выступление Джима оказалось ужасным. Я опарафинился перед парой тысяч нью-орлеанцев, но они не знали, что это значит для меня. А это означало, что созданное нами больше не протащат сквозь дерьмо. Мы согласились отменить несколько оставшихся концертов.
На следующий день мы совершили довольно спокойный перелет, возвращаясь в ЭлЭй. Я закопал свое лицо в местную газету, не желая встречаться глазами с Джимом. И действительно, там была пара интересных статей. Никсон бомбил Камбоджу (вдохновленный просмотром фильма «Паттон»), а Билл Грэм закрыл свои «Филлморы», и Восточный, и Западный.
Что-то носилось в воздухе. Определенно времена, они переменились, и не к лучшему. Довольно скорый возврат в студию для дальнейшей работы над нашим шестым альбомом откладывал любую дискуссию о будущих концертах. Во всяком случае, я знал, что Рэй и Робби в то время очень серьезно отнеслись к окончанию фазы живых концертов в нашей карьере. Мог бы сказать, что Рэю согласиться было тяжелее всех, но теперь даже он знал, что этот выход — наилучший. Только время сказало бы, как отреагирует Робби. Мы тесно дружили, но читать его мысли было затруднительно. Мог бы сказать, что он не хотел обсуждать это, а значит, скучал по кайфу живых выступлений. Он имел вид оставленного любовника.
В воспоминаниях я переносился на концерт сиэтлского поп-фестиваля, когда Джим бранил аудиторию больше, чем когда бы то ни было. Закончив играть, мы покинули сцену, а он еще стоял там, жалко повиснув на микрофонной стойке, — мучимая душа изливала фанатам свою скорбь. Эд Джэффордз, журналист из Сиэтла, увидел то же самое: «Потом сет закончился. Манзарек выключил басовую приставку и покинул сцену. Кригер и Дэнсмо последовали за ним. Моррисон висел там, очень тихий, купаясь в красном половодье, с опущенной головой, закрытыми глазами и распростертыми руками – Христос на кресте. Но после выданного им представления, было трудно воспринимать его жест распятия без ощущения, что он делает это для себя лично».
Вновь гнев рос во мне. Я был так зол на него за беспощадное оскорбление аудитории, что не сел в вертолет, доставлявший нас в отель. Я оцепенел. Когда Джим со своими приверженцами удалился, я просто присел на корточки в грязь.
Джэффордз продолжает: «Я ждал, когда он оставит сцену, защищенный журналистами и кое-кем из своих работников. «Все будет хорошо»,- твердил он вновь и вновь. Групи уже выстроились на сценических лестницах и наблюдали, как Моррисон взбирается в заказанный вертолет и взмывает в небо – продолжение этой его позы Христа, пусть и рассчитанное на простачков».
Фанат, обозревавший нас вблизи, подошел ко мне, удрученно сидевшему возле сцены. «Что случилось?»
Я поднял глаза и по выражению его лица мог бы сказать, что он почувствовал все годы аккумулированной напряженности. На мои глаза навернулись слезы, и я быстренько опять опустил их в грязь, чтобы никто не заметил. В глубине души я знал, что вот-вот наступит конец.
Pete Sinfield
| Pirates
P.Sinfield Who’ll make his mark the Captain cried To the Devil drink a toast We’ll glut the hold with cups of gold And we’ll feed the sea with ghosts I see your hunger for a fortune Could be better served beneath my flag If you’ve the stomach for a broadside Come aboard my pretty boys I will take you and make you Everything you’ve ever dreamed. Make fast the guns tonight we sail When the high tide floods the bay Cut free the lines and square the yards Get the black flag stowed away. The Turk the Arab and the Spaniard Will soon have pennies on their eyes And any other laden fancy We will take her by surprise I will take you and make you Everything you’ve ever dreamed… Six days off the Cuban coast when a sail ahead they spied A Galleon of the treasure fleet the mizzen lookout cried Closer to the wind my boys the mad eyed Captain roared For every man that’s alive tonight will be hauling gold aboard. Spare us the galleon begged But mercy’s face had fled Blood ran from the screaming souls The cutlass harvested Driven to the quarter deck the last survivor fell She’s ours my boys the Captain grinned And no one left to tell The Captain rose from a silk divan With a pistol in his fist And shot the lock from an iron box And a blood red ruby kissed I give you jewelry of turquoise A crucifix of solid gold One hundred thousand silver pieces It is just as I foretold You, you see there before you Everything you’ve ever dreamed Anchored in an indigo moonlit bay Gold eyed ’round fires the sea thieves lay Morning, white shells and a pipe of clay As the wind filled their footprints They were far, far away Our sails swell full as we brave all seas On a westward wind to live as we please With the wicked wild eyed womеn Of Portobello town Where we’ve been told That a purse of gold Buys any man a crown They will serve you and cloth you Exchange your rags For the velvet coats of kings Who’ll drink a toast with me I give you liberty This town is ours — tonight! Landlord wine and make it the finest Make it a cup for a sea dogs thirst Two long years of bones and beaches Fever and leaches did their worst So fill the night with paradise Bring me peach and peacock ‘Till I burst, but first, I want a soft touch In the right place I want to feel like a king tonight Ten on the black to beat the Frenchman Back you dogs give them room to turn Now open wide sweet Heavens gate Tonight we’re gonna see if Heaven burns I want an angel on a gold chain And I’ll ride her to the stars It’s the last time for a long, long time Come the daybreak we embark… On the flood of the morning tide Once more the ocean cried This company will return one day Though we feel your tears It’s the price we pay For there’s prizes to be taken And glory to be found Cut free the chains ake fast your souls We are Eldorado bound I will take you For always, forever, together Until Hell calls our names Who’ll drink a toast with me To the Devil and the deep blue sea Gold drives a man to dream! |
Пираты
П.Синфилд Кто – капитан воскликнул – хочет отличиться в деле Тот должен пить за Сатану Мы трюм набьем фиалами златыми Насытим душами людей морскую глубину К наживе ваша страсть – уверен даже Под этим флагом лучше расцветет И чье нутро не против абордажа Добро пожаловать на борт При мне — пиратском адмирале Вы станете, какими быть мечтали. Почистить «пушки», нынче мы отчалим Когда прилив зальет архипелаг Расправьте паруса, концы рубите И поприпрячьте черный флаг. На караванный путь мы явимся как чудо Испанца, турка и араба жребий плох Любую нагруженную приблуду Захватим мы врасплох При мне — пиратском адмирале Вы станете, какими быть мечтали… Шесть дней погонь за расписными парусами И вдруг — богатый галеон решил сменить бизань Держите ветер, парни! рявкнул капитан с безумными глазами Вам всем, кто выживет, деньжища тащит их лохань. Молили о пощаде бедные матросы Но милосердья лик в тот час померк Смерть вышла на богатые покосы Разбой – протагонист кровавых мер Последний труп упал со шканцев в зыбь, и был таков И ухмыльнулся капитан: корабль наш, ребята! Которым было не до слов Встал капитан с шелковой оттоманки Свой пистолет навёл, и – блин! Он отстрелил замок стального сейфа Поцеловав багровый, словно кровь, рубин Даю вам бирюзовые подвески Крест золотой — надежный капитал И сотню тысяч сребреников веских Короче, всё как обещал Вот, при пиратском адмирале Тут всё, о чем когда-то вы мечтали На лазурите лунной бухты тень от рей В глазах пиратов у костров нажива лиходейка На утреннем песке – жемчужницы да брошенная носогрейка Когда же дюны вылизал борей Их след уже пропал за тридевять морей На полных парусах мы покоряем все моря Один пассат дарует передышку С шальными сумасбродками из Портобело Где уверяли нас, что лишь мошне благодаря Купить корону может и купчишка Отрепья поменяв на королевские наряды смело Кто выпьет за меня Тому дам увольнительную Город нынче – ваш! Хозяин заведенья кормит-поит нас отменно Артель морских волков – его желанный гость Два долгих года жизни злой, полувоенной Трясучкой били, просолили нас насквозь А потому наполни вечер раем вожделенным Неси мне персиков и жарь павлина Но до того, как до отвала стану есть я Я жажду нежного касанья в нужном месте Сегодня ночью я — король на именинах Бьюсь об заклад, мы поразим Француза Его, волчары, надо только заманить Теперь пойдемте в Рай, пусть вход не будет узок Мы нынче будем так любить Что небу станет жарко Мне б на цепочке ангелочка в качестве подарка Я доскачу с ней до звезды, все страсти утолив В последний раз перед разлукой долгой Мы на рассвете грузимся, напялив треуголки И океан в который раз Навзрыд наплакал утренний прилив Однажды мы вернемся, так и знайте Да, мы сочувствуем слезам Но такова цена, которую мы платим Чтоб слава и призы достались нам Прочь путы, что содержат ваши души на пайке Нас манит Эльдорадо вдалеке Я вас возьму, мы будем вечно вместе Покуда ад не призовет всю нашу рать Кто будет пить со мной За Сциллу и Харибду? Лишь злато понуждает нас мечтать! |
Syd Barrett Gives an Impetus
| Vegetable Man
In yellow shoes I get the blues Though I walk the streets with my plastic feet With my blue velvet trousers, make me feel pink There’s a kind of stink about blue velvet trousers In my paisley shirt I look a jerk And my turquoise waistcoat is quite out of sight But oh oh my haircut looks so bad — Vegetable man how are you? So I’ve changed my dear, and I find my knees, And I covered them up with the latest cut, And my pants and socks all point in a box, They don’t make long of my nylon socks, The watch, black watch My watch with a black face And a big pin, a little hole, And all the lot is what I got, It’s what I wear, it’s what you see, It must be me, it’s what I am, — Vegetable man. I’ve been looking all over the place for a place for me, But it ain’t anywhere, it just ain’t anywhere. — Vegetable man, vegetable man, He’s the kind of person, you just gonna see him if you can, Vegetable man. |
Полный Овощ
Я загрустил в этих желтых туфл’ях Хоть по улицам шел на упругих ногах В этих гейских шелковых синих штанах Что немного скандальны. В рубашечке пейсли притом Я выглядел просто кондовым нарком. А бирюзовый жилет аномальный?! Только прича меня подвела, не оказала техпомощь — Привет, Полный Овощ! — А теперь нет былого меня ни на пенни, Последним куском прикрываю колени. Штаны и носки — в коробку для стирки, К тому же в носках из нейлона чуть что, сразу дырки. Вот стража моя, мой хайлендский полк. В мундирах черных я знаю толк. Мундир мой с булавкой и маленькой дыркой. Вот все, что имею,- напрасны придирки. Все, что на мне, все, что ты видишь, Это и есть я. Нужна ли мне помощь? — Ну, Полный Овощ! — Я всюду искал покоя от этих сует, Но не нашел нигде. Его просто нет. — Полный Овощ, ну, Овощ Полный. Такого рода персону загодя распознать благотворно. Это же Овощ, ну, Овощ Полный. |
Roger Waters Builds the Wall
| The Trial
R.Waters — Good morning, Worm, your honor. The crown will plainly show The prisoner who now stands before you Was caught red-handed showing feelings Showing feelings of an almost human nature; This will not do. — Call the schoolmaster! — I always said he’d come to no good In the end, your honor. If they’d let me have my way I could Have flayed him into shape. But my hands were tied, The bleeding hearts and artists Let him get away with murder. Let me hammer him today? — Crazy, Toys in the attic I am crazy, Truly gone fishing. They must have taken my marbles away. Crazy, toys in the attic he is crazy. — You little shit you’re in it now, I hope they throw away the key. You should have talked to me more often Than you did, but no! You had to go Your own way, have you broken any Homes up lately? Just five minutes, Worm your honor, Him and Me, alone. Baaaaaaaaaabe! Come to mother baby, let me hold you In my arms. M’lud I never wanted him to Get in any trouble. Why’d he ever have to leave me? Worm, your honor, let me take him home. — Crazy, Over the rainbow, I am crazy, Bars in the window. There must have been a door there in the wall When I came in. Crazy, over the rainbow, he is crazy. — The evidence before the court is Incontrovertible, there’s no need for The jury to retire. In all my years of judging I have never heard before Of someone more deserving Of the full penalty of law. The way you made them suffer, Your exquisite wife and mother, Fills me with the urge to defecate! «Hey Judge! Shit on him!» Since, my friend, you have revealed your Deepest fear, I sentence you to be exposed before Your peers. Tear down the Wall (repeated) |
Суд
Р.Уотерс — Доброе утро, Червь, Ваша честь, Сейчас Вы увидите прямо здесь, Тут вот один заключенный, Захваченный прямо на месте Типа, к своей человеческой чести Скрутит такие, блин, кренделя… К вызову школьные учителя! — Всегда я чуял, Ваша честь — Ему не впрок все наше обученье. Когда б не сдерживал меня Закон, как есть, Спустил бы шкуру я с него в мгновенье. Но руки были связаны В «сердец сахароварне». Теперь вина доказана, Позвольте мне сейчас же отдубасить парня? — Шизик, Игрушки все — на экспертизу. А я рыбачил,- вольнодумец. Забрать все «шарики» мои — была у них задача. Игрушки, мол, на чердаке, а он – безумец. — Ах, ты, дерьмо! Ты сын ли мой? Надеюсь, что они тебя засадят. Тебе бы следовало чаще говорить со мной. Но нет! Ты шел своим путем, не глядя, Семью любую разрушал ты, плут. Червь, Ваша честь, оставьте нас Буквальненько на пять минут. — Ааааааааааааааааааааааах! Иди-ка к маме, сын, я подержу тебя в руках. Милорд, не допускала я, ах, Боже мой, Чтоб оказался он на дне. Я вовсе не плохая мать. Зачем стремятся сыновья нас покидать? Червь, Ваша честь, позвольте мне забрать его домой. — Шизик. Решетка на окошке. Шизик. — Но где же в Стену дверь, Куда когда-то я вошел? — Шизик. Да он безумец полный. Шизик. — (Судья) Все, что предъявлено суду, Неоспоримо. Я считаю важным, Что в принципе и нет нужды Тут заседать присяжным. За всю свою судебную нуду Я никогда не слышал, Чтобы кто-то более заслуживал начистоту Свое возмездье — выше крыши. Заставил ты ведь всех страдать: Жену прекрасную, а также мать! На этого паршивца я готов наср—ть! Эй, Суд! Постановленье я хочу внести: Заслуживаешь ты, дружочек, между нами, Чтоб реализовался самый страшный страх — открыть тебя перед друзьями, А Стене твоей назначен крах! (повтор) |
Члены ансамбля
ЧЛЕНЫ АНСАМБЛЯ
Крис Сквайр (с 1968 года по год издания книги) – бас, вокал (27.06.2015 скончался от редкой формы лейкемии – прим.перевод.)
Джон Андерсон (1968-1979; 1983-1988; с 1991 года по год издания книги) – вокал
Питер Бэнкс (1968-1971) – гитара, вокал (07.03.2013 умер от сердечного приступа – прим.перевод.)
Тони Кэй (1968-1971; 1981-1995) – клавишные
Билл Бруфорд (1968-1972; 1991) — ударные
Стив Хау (1971-1981; 1991; с 1995 года по год издания книги) – вокал, гитара
Рик Уэйкмен (1971-1974; 1977-1979; 1991; 1995-1977; 2002) — клавишные
Алан Уайт (с 1972 года по год издания книги) — ударные
Патр’ик Мор’аз (1974-1977) — клавишные
Тревор Хорн (1980-1981) – вокал
Джефф Даунс (1980-1981) – клавишные
Тревор Рэбин (1981-1995) – гитара, вокал
Билли Шервуд (1997-2001) – гитара, вокал
Игорь Хорошев (1997-2001) — клавишные
Хронология
ХРОНОЛОГИЯ
1968
Джон Андерсон знакомится с Крисом Сквайром; певец Андерсон объединяет свои усилия с басистом Сквайром и гитаристом Питером Бэнксом в группе «Магазин игрушек Мейбл Грир»
На объявление в газете откликается барабанщик Билл Бруфорд
Тони Кэй присоединяется к ансамблю в качестве клавишника
Бэнкс предлагает сменить название на Йес («Да»)
Рой Флинн становится первым менеджером Йес
1969
Йес интенсивно гастролирует, снискав поддержку фанатов наряду с признанием в среде британских музыкальных журналистов
Йес выпускает свой первый альбом «Йес»
1970
Выходит диск «Время и слово»
Питер Бэнкс покидает ансамбль; присоединяется Стив Хау
1971
Выходит в свет «Йес-альбом»
Брайан Лэйн заменяет Роя Флинна на посту менеджера
Тони Кэй покидает ансамбль; присоединяется Рик Уэйкмен
Роджер Дин дебютирует в качестве художника-иллюстратора обложек альбомов ансамбля
Выпущен альбом «Хрупкий»
Композиция «Кружной путь» (“Roundabout”) становится хитом радиостанций
1972
Выпущен альбом «Ближе к краю»
Билл Бруфорд покидает ансамбль; присоединяется Алан Уайт
1973
Выпущен концертный тройник «Йес-песни»
Выпущен студийный двойник «Сказки Топографических Океанов»
1974
Рик Уэймен покидает ансамбль; присоединяется Пат Мораз
Выпущен альбом «Сменщик лошадей» (“Relayer”)
1975
Члены ансамбля приступают к записи сольных альбомов
1976
В Швейцарии начинается работа над последователем «Сменщика лошадей»; Пат Мораз покидает ансамбль
1977
Рик Уэйкмен участвует в записи диска «В погоне за ним» (“Going for the One”) в качестве сессионного музыканта, а позже становится полноценным участником ансамбля
Выходит в свет альбом «В погоне за ним»
Одна из его композиций — «Изумительные истории» (“Wondrous Stories”) попадает в Лучшую Сороковку
1978
Выпущен альбом «Tormato»
1979
Группа гастролирует с шоу под названием «Без прикрас» (“In The Round”)
Продюсер Рой Томас Бэйкер созывает музыкантов в Париж для начала записи нового альбома; спустя несколько недель сессии звукозаписи прерываются на неопределенный срок
Джон и Рик покидают ансамбль
1980
Дуэт The Buggles в составе вокалиста Тревора Хорна и клавишника Джеффа Даунса заменяет выбывших Андерсона и Уэйкмена
Выпущен диск «Драма»
В новом составе Йес с большим успехом гастролирует по Штатам; тем не менее, британская аудитория не милует новых участников прославленного коллектива
1981
Уволен давнишний менеджер Брайан Лэйн
Парочка The Buggles распадается; Хау и Даунс совместно с другими светилами прог-рока формируют группу Азия; Хорн начинает заниматься издательством записей; Сквайр и Уайт работают с Джимми Пэйджем
Выпущен альбом концертных записей «Йес-шоу»
Выпущен превосходный сборник «Классический Йес»
1982
Уайт и Сквайр при поддержке южно-африканского гитариста-певца-сочинителя Тревора Рэбина принимаются за новый проект под названием «СинемА»
Тони Кэй присоединяется к «СинемА»
1983
К ансамблю присоединяется Джон Андерсон, и его вновь называют «Йес»
Выпущен диск под названием «90125», который со временем становится мульти-платиновым
1984
Песня «Обладатель одинокого сердца» выходит на Первое Место в хит-парадах
Концерты «90125» собирают переполненные стадионы по всему миру
1985
Выпущен концертный вариант «90125»
Композиция «СинемА» получает награду Грэмми как наилучший рок-инструментал
Концертный диск номинируется на видео-Грэмми
Йес начинает работу над следующим диском; запись происходит в Северной Италии
1986
По ходу записи диска «Большой Генератор» нарастают противоречия, в результате которых уходит продюсер Тревор Хорн
1987
Выпущен «Большой Генератор», ставший впоследствии платиновым
1988
По окончании тура в поддержку нового альбома Джон Андерсон покидает ансамбль
Он контачит с Бруфордом, Уэйкменом и Хау, предполагая замутить новый проект, корнями связанный с Йес
1989
В качестве замены ушедшему Андерсону группа рассматривает Роджера Ходжсона, игравшего в «Супербродяге» (“Supertramp”); производятся пробные записи с участием Билли Шервуда
Ансамбль, назвавший себя «Андерсон, Бруфорд, Уэйкмен, Хау» (АБУХ), выпускает одноименный альбом
Тревор Рэбин записывает сольный альбом «Взгляд не могу отвести» (“Can’t Look Away”) и отправляется с ним в турне
1990
Начинается работа над вторым диском коллектива АБУХ
Андерсон контактирует с Рэбином в поисках дополнительного материала для альбома; проясняется план о возможном слиянии АБУХ и Йес
1991
В процессе записи обоих альбомов продюсер Джонатан Илаиес объединил композиции; на большинстве из них Сквайр поет наравне с Андерсоном; задействовано множество сессионных музыкантов
Диск «Союз» поступил в продажу
80-концертное мировое турне в поддержку альбома, в которое отправились все восемь музыкантов, имеет грандиозный успех
Выпущен в свет ретроспективный сборник из 4 компакт-дисков «Годы Йес»
Выпущена видео-кассета того же содержания
1992
Хау и Бруфорд покидают ансамбль; АБУХ не имеет продолжения
Те, кто участвовали в создании «90125», вкупе с Уэйкменом начинают работу над альбомом «Рассказывай» (“Talk”)
1993
Не договорившись с менеджерами, Уэйкмен выпадает из проекта
1994
«Рассказывай» поступает в продажу
Йес совершает турне в его поддержку по Северной и Южной Америкам
1995
Тревор Рэбин и Тони Кэй покидают ансамбль, а Хау и Уэйкмен, наоборот, присоединяются
1996
Записаны три концерта во «Фримонт-театре» калифорнийского города Сан-Луис-Обиспо
Выпущен в свет двойник «Ключи к Вознесению»
1997
Рик Уэйкмен опять уходит из группы
Запланированный тур отменяется
Крис Сквайр и Билли Шервуд начинают проект на стороне
Потом Шервуд все-таки присоединяется к ансамблю, и эта парочка вносит свой вклад в будущий альбом Йес
В турне приглашены: Шервуд в качестве члена ансамбля, и Игорь Хорошев, в качестве клавишника
Выходит в свет альбом «Открой Свои Глаза»
Выпущены «Ключи к Вознесению II»
1998
Адам Уэйкмен (второй сын Рика Уэйкмена – прим.перевод.) исполняет на концерте композицию «Межгалактический патруль» (“Starship Trooper”) и проходит прослушивание на предмет замены Игоря Хорошева
Летним туром Йес отмечает свое 30-летие
1999
Выходит в свет диск «Лестница», спродюсированный Брюсом Фэйрбейрном
2000
Билли Шервуд покидает ансамбль
По выбору фанатов составляется подборка «Мастерских работ», и Йес гастролирует с нею
2001
Игорь Хорошев покидает ансамбль
По ходу этого увольнения оставшаяся четверка привлекает оркестр и записывает альбом «Величание» (“Magnification”)
Альбом выходит в свет
Турне под названием «Йес-симфоник» отмечено исполнением нескольких номеров с последнего студийника; на каждом из концертов группу поддерживают более 50 оркестрантов
2002
Йес объявляет о своем летнем турне по Северной Америке; Рику Уэйкмену сделаны предложения присоединиться к ансамблю для участия в этом турне
СЕМИДЕСЯТЫЕ
СЕМИДЕСЯТЫЕ
1970
По мере того как шестидесятые близились к завершению, то, что раньше было «рок-н-роллом» — молодежным музоном, под который подростки зависают в кинотеатрах для автомобилистов,- перепозиционировало себя в просто «рок» — нечто совершенно иное. Битлз сделали это явление культурно значимым, Роллинги – представляющим опасность; рок-исполнители вдруг обнаружили, что они находятся в положении иконоборцев и одновременно сражаются за собственную респектабельность. Ансамбли, подобные «Угрюмому Блюзу» (“Moody Blues”), искали ее в использовании оркестрового аккомпанемента к своим записям.
Не возбудив никакой ряби на поверхности музыкального океана своим первым альбомом, Йес примкнул к вышеупомянутому модному увлечению. Друг Джона Тони Колтон записался в продюсеры, с ним, а также с Лондонской Синфонией (один из известных столичных камерных оркестров – прим.перевод.) и отправились музыканты в студию записывать свой второй альбом. У этого Колтона не было никакого опыта продюсерской работы, чему, казалось, не придавалось никакого значения.
Результат оказался не самым выдающимся, хотя такие треки, как «Сладкие Мечты» и «Путешественник по Астралу» были вполне себе милы. Заглавная композиция «Время и Слово» была балладой, написанной Джоном в ответ на битловскую «Эй, Джуд». Впрочем, прогресс был налицо: альбом преуспел несколько больше, чем его предшественник.
Гораздо бОльшие последствия имела внутренняя реакция музыкантов на эту работу. Питер Бэнкс обнаружил, что его партии перепоручены струнным и духовым. Гитарист заявил, что исполненные им соло оказались загублены при микшировании. А также пришел к убеждению, что Колтон не проявил должного интереса к его игре5.
Но проблема вышла за пределы игры Питера. Он единственный из членов ансамбля был против идеи использования оркестра при записи, аргументируя тем, что суть Йес в том, чтобы ансамбль звучал подобно оркестру сам по себе благодаря плотности музыкальной ткани и аранжировкам.
В конце концов, он был, видимо, прав. Диск «Время и Слово» оказался не слишком удачным экспериментом. Но, по иронии судьбы,
________________________
5 Спец-замечания Бэнкса смотри у Морса, 1996
при работе над следующим альбомом возобладала точка зрения Бэнкса, когда его самого уже успели заменить, а ансамбль погрузился в еще более замысловатые аранжировки, которые действительно сделали его истинным рок-оркестром. Однако, к тому времени Питера Бэнкса уже сочли «лишним человеком». Если бы не этот «оркестровый» вопрос, вероятно, нашлась бы еще какая-нибудь закавыка: среди прочего, некоторым одногруппникам казалось, что он просто-напросто играет слишком громко.
Во время выступления в Лутонском техническом колледже Крис и Джон зашли к Питеру в гримерку и предположили, что, видимо, пришла ему пора оставить их компанию. Ошеломленный Бэнкс внезапно осознал, что уже не является частью созданного им самим ансамбля, ансамбля, который он любил так же сильно, как и все остальные участники6.
Группа объявила об его отставке и трехмесячном перерыве в своей деятельности, необходимом для поиска замены.
«Время и Слово» от Джона
Диск второй в англо-чартах упал
Джон в нем Пола перещеголял
Был там кайф меломанов
Вкупе с кучей изъянов
И никто его не покупал
«Время и Слово» для Питера
Питер Бэнкс – вот досталось кому
Очень не подфартило ему
К Йес-альбому сквозь нудь
Вроде вымостил путь
Но, считал, что оркестр ни к чему…
_____________________
6 Полную историю смотри у Уэлша, 1999
1971
Трудно сказать, почему Стив Хау показался лидерам Йес идеальным вариантом замены Питера Бэнкса. Его зеленая лондонская юность, прошедшая в таких бандах, как «Песнь» (“Bodast”) и «Элита»/«Завтра» (“In-Crowd”/”Tomorrow”), определенно упрочила репутацию таланта, на который стоит обратить внимание, однако работа в этих ансамблях была довольно традиционной по сравнению с тем, какие планы вынашивали Сквайр и Андерсон для собственного детища.
Что бы ни побудило к этому решению, но оно оказалось прямым попаданием в цель. Мышление новичка полностью совпало с Йесовской повесткой дня. Его притязания крайне разнились с теми, что задавала мода на Эрика Клэптона/Джеффа Бека/Джими Хендрикса, он искал совершенно нового звучания. И шел к этому через эклектику, овладевая не столько гитарой, сколько сопутствующими струнными инструментами, которые смогли бы удовлетворить его музыкальные чаяния.
Это оказалось, как говорится, божественным сочетанием, и Хау не колебался ни секунды, когда поступило предложение войти в состав Йес. В ансамбле он тут же утвердил себя на пару со Сквайром в качестве стилиста, на пару с Андерсоном – в качестве философа-мечтателя, на пару с Бруфордом – сотрясателем устоев. Оглядываясь в прошлое, ясно вижу, как и Тони Кэй результативно подправил свой скромный стиль, дабы приспособиться к новому гитаристу.
Личная «подача» Стива абсолютно не сочеталась с его музыкальными амбициями. В отличие от стандартных в те дни гитаристов, ковавших стереотип «гитарного героя» — дерзкого, шумного и чересчур яркого, — Хау был гораздо сдержаннее, почти скромен в интервью и, в большинстве случаев, не бросок. На сцене же он воплощал совершенно иной образ: жаркого исполнителя с необузданной, почти дикой энергией. Но вместо того, чтобы с юношеским эпатажем направить эту энергию на толпу, он направлял ее на все свои инструменты. Интенсивность, которую Стив в качестве действующего стиля привносил в «живое» исполнение, оказалась совершенно новой для британской аудитории. А для тайных планов Йес она пришлась, как нельзя, кстати.
Стив поступает на службу
И, дозревши до творческой ломки
К ним пришел без туфтовой шпажонки
Лесоруб, наторевший в соляшках уже
Враг всех распространенных клише
Он к тому же не был слишком громким
За первые два года существования ансамбля фанат Йес и предвидеть, наверное, не мог того качественного скачка, который ансамбль совершит при записи «Йес-альбома». Судя задним умом, трудно заключить, что даже сами музыканты предполагали нечто подобное. Приход Стива Хау запустил механизм урагана творчества, и он оказался первым в этом составе профессионально подготовленным музыкантом, который смог погрузиться в раздумья Джона Андерсона и всплыть оттуда с темами и разными загогулинами, достигшими того высокого стандарта, к которому стремилась вся группа.
И какие загогулины! Какие темы! «Йес-альбом» — этакий редкий приз в рок-музыке, альбом, который сияет от первой ноты до последней. Большинство дисков подобного рода содержат две или три исключительные композиции, все остальное – не более чем прокладочный материал. А этот диск не только удерживает высокий уровень качества, но и распространяет его на треки, кардинально различающиеся, однако сохраняющие последовательно Йесовское фирменное звучание.
Этим альбомом ансамбль установил свои приоритеты: продолжительные, многоходовые композиции, формальное заигрывание с классикой. Песня «Я видел, что все хорошие люди…» с ее двумя очень различными, но любопытно неразрывными частями, задает высокую планку для подобных работ. «Межгалактический патруль» идет еще дальше со своей начальной частью – «Искатель жизни» — духоподъемной мелодией Андерсона, центральной – «Разочарование», написанной Сквайром и базирующейся на кантри-риффе, исполненном Хау, и заключительной «Червь» — зловещим и гипнотическим инструменталом воющей гитары и клавишных, сочиненным Хау. В качестве первых попыток подобных аранжировок они просто поражали.
Сольная вещь Стива «Хлопок» — своего рода знакомство нового гитариста с фанатами Йес; убедительная мелодия, на протяжении десятилетий удерживавшая внимание концертной аудитории. «Для тебя позора нет» — причудливая, но неотразимая песня, менее инновационная, чем большие композиции, однако демонстрирующая проявившийся новый стиль коллективного вокала. Ну, и «Бесконечные перемены» разворачиваются совсем иным ракурсом, знаменуя бесшовное слияние мелодии с ритмом, которое в точности подходит понятию «Йес», но которое оказалось крайне труднодостижимым для большинства прочих прог-рок-групп, попытавшихся его достичь.
Отсутствие гитариста и заслуживающего внимания успеха первых двух альбомов поставило под сомнение будущее музыкантов на Этлэнтик-Рекордз – их тогдашней фирме. Нехватка средств и отказ от концертной деятельности без гитариста пододвинули коллектив буквально к грани выживания. «Йес-альбом» стал не просто спасением, а художественным триумфом, громко заявившим миру рок-музыки: Йес добился признания, и положение дел уже никогда не будет таким, каким было…
«Йес-альбом»
Прогрессивнейшим стиль обернулся
И цветистый напев приглянулся
Этим диском они отстояли
Свой ансамбль, что когда-то создали
И народ как-то к ним потянулся
Все хорошие люди
Джон и Крис понаставили вех
Некто, мол, избегает утех
Нот сомнительных морось
Шахмат знаковый образ
Гимн сковав, потрясающий всех
Бесконечные перемены
Для кого – симфонистскую жуть
Для себя – ритм-мотивную суть
Учредили как норму
В музыкальную форму
Чем наметили будущий путь
Межгалактический патруль
Выполняя разведки приказ
Он явил нам трех-частный контраст
Парадоксы давя
И абстракций червя
Как не ждал самый лучший фантаст
Следующей жертвой на пути к совершенству Йес стал органист – элегантный и приветливый Тони Кэй. В отличие от Питера Бэнкса он не оспаривал направление, в котором развивалась группа, и не сделал ничего, что послужило бы основанием для его отставки.
Единственной оплошкой стала его любовь к мощному Хэммонд-органу. Кит Эмерсон и Джон Лорд сделали этот инструмент настоящей рок-классикой наряду с гитарами Гибсон Лес-Поль и Фендер Стратокастер. Под его руками он стенал и завывал; музыкант был бы рад и дальше продолжать в том же духе. Но его самоуспокоенность не согласовывалась с магией новых необузданных вокальных свершений Джона и Криса на электронном Фронтире. В лабораториях Муга и АРП создали очередной аналоговый синтезатор. Мини-Муг и его кузены познакомили мир с новой текстурой рока, и лидеры Йес предпочли именно такое звучание. Интерес к Кэю был утрачен.7
Существовало к тому же некоторое недопонимание во взаимоотношениях Кэя со Стивом Хау, который быстренько взял на себя сценическую, да и студийную, роль Героя Гитары. Впрочем, это были проблемы, скорее, не музыкального плана; на «Йес-альбоме» Кэй идеально разукрасил задний план лирических партий Хау, снабдив их крепкой, но ненавязчивой поддержкой.
Довольный существовавшим положением вещей, Кэй был не слишком рад принудительной работе на инструментах, его не интересовавших. И после шоу в Хрустальном Дворце (“Crystal Palace”) по окончанию тура в поддержку альбома он покинул коллектив. Йес-легенда гласит, что его уволили, однако сам музыкант утверждает, что развод состоялся «по обоюдному согласию».8
———————-
7 Комментарии Кэя – в августовском номере журнала Клавишные (“Keyboard”) за 1991 год
8 Из его видео-интервью к альбому «Годы Йес»
Он включился в работу с сочинителем Дейвидом Фостером – прежним партнером Андерсона, и создал собственный ансамбль «Барсук» (“Badger”).
Однако, в отличие от Бэнкса, Кэй в конечном счете «нашел дорогу домой» (обыграно название песни с сольного альбома Андерсона «Друзья мистера Каира» – прим.перевод.)
Тони Кэй идет подальше
Был создан план по вытесненью Тони
И после переправы поменялись кони
Сигналы новых клавишных реалий
Его страшили и пугали
И вытеснили одно-трюкового пони
К моменту попадания на заметку к Крису Сквайру Рик Уэйкмен стал уже почти легендой. Пребывая в составе фолк-банды «Клубнички» (“Strawbs”) он пересекался с Йес, работая у них «на разогреве», но сейчас этот выпускник Королевского Колледжа Музыки трудился сессионным музыкантом и был по-настоящему хорош сам по себе.
Те репетиционные дни теперь стали частью истории рока. Ведь это его меллотрон «отрывался от земли» на «Нештатной ситуации в космосе» (“Space Oddity”) Дейвида Боуи. Это его ликующее пианино – на классике Кэта Стивенса «Утро прорвалось» (“Morning Has Broken”). Кроме того, Рика интересовал весь спектр клавишных инструментов, а не только пианино и орган. Его привлекали новые синтезаторы и прочие клавишные новинки хай-тека; он использовал их при первой же возможности. Все это делало его именно тем клавишником, в котором нуждались Сквайр и Андерсон. Они не знали лишь, что к этому времени Рик уже подустал от групповой работы, а кроме того, сессионный музыкант и зарабатывал побольше.9
Уэйкмен – крепкий и красочный персонаж – был одним из тех, кто загружается в пабе не по-детски, и у кого всегда в избытке гранди-
—————————
9 Для детального ознакомления с этим периодом его карьеры см.книгу Уэйкмена «Скажи «Да!», 1995
озные истории для развлечения своих собутыльников. Он был на подъеме, четко знал, чего хотел, и не стеснялся говорить то, что думал.
Сквайр позвонил этому «цветистому» пианисту, дабы соблазнить и склонить его к вступлению в Церковь Йес. Как истинному сквайру (ист.главный землевладелец прихода – прим.перевод.) ему и в голову не пришло, что подобный звонок посреди ночи понравится не каждому. Уэйкмен хорошо помнит, как его разбудил звонок Сквайра, и он резко дал отбой, не проявив никакого интереса. Но в результате последующих звонков, как от Сквайра, так и от менеджера группы Брайана Лэйна, Рик явился на прослушивание – и так уж вышло, что на этом прослушивании они впервые поработали вместе над «Кружным путем» и «Сердцем восхода» (“Heart of the Sunrise”). Больше сказать нечего: Рика зацепило.10
Все остальное, как говорят члены группы, достояние истории. Теперь Джона Андерсона окружали четыре виртуоза, каждый из которых был склонен повести Йес в такую «светлую даль», куда до того не ходил ни один ансамбль. И, если «Йес-альбом» продемонстрировал новую структуру их музыки, то следующий диск под названием «Хрупкий» уже наполнил эти рамки беспрецедентным в истории рока звучанием. Теперь у Стива Хау имелась ровня, с которой он был вовлечен в мелодическое взаимодействие. И, когда такой коллектив взобрался на сцену, фанаты даже представить не могли, что их ждет.
Без четверти три часа утра
— Хочешь в Йес?- был звонок в ранний час
Рик, насилу проснулся и сразу в отказ
Но нашел-таки время он днем
Над Кружным поработать Путем
Это точно известно сейчас
————————
10 Всю эту историю Уэйкмен рассказывает в «Годах Йес»
Хрупкий
Уэйкмен принят, и все расцвело
Осенило всех Музы крыло
На пророчествах сладких
Заработали бабки
И ансамбль вновь на запись влекло
Хит-сингл
Джон на письма из туров был даровит
Оглушающий стих — хоть кого забубнит
«Путь Кружной» забабахали сильно
Отпечатались в топе, ставшем лабильном
Это был первый Йеса радио-хит
Завершающий трек
Мир разыскивая «в сердце солнца»
Голоса безобразят до донца
Рай коварный, внушает нам страх
Пилигрим потерялся впотьмах
Два шедевра в руках двоеборца
«Хрупкий» ошеломил. Он преодолел высокий барьер разнообразия и изобретательности, заданный своим предшественником, а это говорит о многом. Четыре новых коллективных творения, переплетенные с пятью сольными работами разного качества, просто взорвали существовавшие стереотипы во всей Англии – а, в конце концов, и в Соединенных Штатах.
Альбом стартовал с трека, ставшего определяющим для судьбы ансамбля. «Кружной путь» обладает поразительными достоинствами, в нем описана исключительно поэтичная взаимосвязь мужчины и женщины, это пример трепетной романтичной поэзии безо всякой тени слезливого «нажима на жалость», типичного для подобных песен начала семидесятых. Наполненный обрывками мелодий, которые чья-нибудь сестренка станет без труда напевать себе под нос, он одновременно являет собой усложненную мелодическую инновацию и образчик простоты. «Кружной путь» продемонстрировал фирменный Йесовский вокальный стиль: от энергичного воззвания Андерсона в главной теме песня движется к характерным для Йес гармониям в повторе.
В музыкальном плане песня тоже весьма насыщена; от инвертированного фортепьянного аккорда и меланхоличной начальной партии гитары слушатель узнает, что ему уготовано весьма эклектичное угощение. Вслед за этим коротенькая минорная прогрессия выразительно требует внимания; словно стихи Андерсона являют собой некую каллиграфию, а рельефные аккорды Хау – перо для такого чистописания.
Но угощение не исчерпывается этим. Ансамбль удивительным образом варьирует прогрессию в мажорном ключе, где она приобретает новый характер благодаря вокалу Андерсона и бесподобному ликующему хору всей компании. Разнообразие множится скрытными ходами Уэйкмена на органе и синтезаторе, перебиваемыми подобными глоткам воздуха сольными партиями Хау.
И это была только первая запись на диске!
Она немедленно наводнила радио-частоты, охарактеризовав собою тот момент в истории, когда подобный формат на годы окопался в наших радиоприемниках. «Кружной путь» и по сей день остается классическим сырьем коротковолновых радиостанций.
Ансамбль продолжил, создав три куска коллективного музицирования, перебиваемые сольными выступлениями. Каждая из этих трех групповых работ уникальна, индивидуальна и четко представляет новую форму развития, к которой так стремилась группа Йес.
Альбом закончился так же, как и начался – жирной сияющей точкой. Если «Кружной путь» предполагал, что Йес вышел-таки на сцену прог-рока, то «Сердце восхода» не оставило в этом абсолютно никакого сомнения. Обжигающий, неистовый, безбашенный рок, стильные стихи, нежнейшая баллада, своего рода саундтрек к некоему внутреннему фильму,- и все это в одной песне. Ни одна из фраз не сдерживает своей цветистой вариативности и атакующей звуковой образности.
Открывающая композицию партия баса, подобная истребителю, взлетающему по тревоге, разбиваясь потом на переплетающиеся, идущие вверх-вниз гаммы – разрушаемые вдребезги отчаянными взрывами Уэйкменовского органа – создает образ загнанного преследуемого, который ищет укрытия, но за каждым поворотом сталкивается с преградой. Бас Сквайра вторгается в этот образ своими неторопливыми шагами, исполненными ужаса и угрозы, которые усиливает синтезатор Рика, подражая фильмам про шпионов. И после всего этого предвосхищается лишь одно – мягкий Андерсоновский всплачь неудовлетворенности в стремлении к духовному преосуществлению. Сквозь все эти хитросплетения ансамбль настаивает на своем давно созревшем ощущении структуры с искусными и интересными вариациями главной темы и инструментальными пассажами, которые отказываются от любых известных клише. Хау создает совершенно уникальные риффы; клавишные Уэйкмена совершают невероятные прыжки, чисто логически связуя мостом партии гитары и вокала. Стив преподносит фразы доселе не слышанные; пиано-вставки Рика несут классический оттенок, но отнюдь не банальный. Как могла срабатывать эта звуковая и стихотворная мешанина, бросая вызов всеобщему непониманию, неясно, однако песня явила себя не только гармоничной и успешной, но и триумфальным, почти идеальным образцом нео-классического песнесочинительства.
Можно ли серьезно обвинять фанатов и критиков, посчитавших достижения этого альбома пиком? А тех, кто превознес до небес битловского «Сержанта»? Или «Любимые Звуки» Пляжных Мальчиков? Никто не мог предвидеть, что «Хрупкий» при всех своих достоинствах был всего лишь разминкой для группы Йес…
1972
«Хрупкий» стал для Йес тем же, чем когда-то и «Вращатель» (“Revolver”) для Битлов – мерцающим провозвестником появления абсолютного шедевра. Карабкаясь на 4 место в чартах США и на 7-ое в Соединенном Королевстве, он продавался охапками и заявлял всему миру, что Йес – это «всерьез и надолго».
Подбодренный триумфальным туром по Соединенным Штатам, ансамбль вернулся в студию. Теперь ему никто не ставил границ; сама студия с Эдди Оффордом за главной консолью стала музыкальным инструментом. И, если «Хрупкий» можно было считать слегка подпорченным пятью шероховатыми сольными виньетками, то его последователь – «Ближе к краю» — стал бездефектным достижением в рок-музыке, остававшимся непревзойденным в течение трех десятилетий.
Реальность и легенда несколько расходятся в обстоятельствах его создания. Каждый, одаренный этим неземным достижением, испытывает почти непреодолимую жажду верить в его боговдохновенность. Билл Бруфорд решительно возражает против такого подхода.
Он неоднократно заявлял, что никакого генерального плана создания того, что потом воплотилось в «Ближе к краю», не существовало.11 В то время, как Джон и Стив обеспечивали тему, над которой еще предстояло поработать, реальный композиционный процесс был коллективным и продвигался урывками – минутку тут, две – там, еще минуту, полминуты, три минуты и так далее. Музыканты часто придумывали несколько тактов, записывали их, останавливались и придумывали еще несколько. В «Годах Йес» Джон Андерсон описал этот процесс так: «музыке было позволено управлять музыкантами».
У Бруфорда иной взгляд. В тех же «Годах Йес» он сказал, что альбом осчастливил весь ансамбль.
Далее он поведал, что в дни записи для музыкантов было вполне обычным делом прервать работу – прямо посреди композиции – упаковать все свои инструменты и помчаться на север на вечернее выступление, вернуться и на следующий день завершить начатое. Последствием такой бессистемной активности стало, конечно, совершенно различное звучание одних и тех же инструментов на разных кусках записи – довольно странное достоинство, по мнению Бруфорда.12 Более, чем странное. Не слышанное доселе.
И странности только множились. Запустив «Кружной путь» против часовой стрелки, продюсер (он же звукоинженер) Эдди Оффорд – свободный от докучливого контроля боссов звукозаписывающей компании – ушел в полную отвязку в своих импровизационных инженерных технологиях.13
Его управление мульти-трековой записью простиралось и на процесс композиции. Песня в процессе работы над ней была, по мнению Эдди, серией обрывков пленки, нарезаемых с катушки – до тех пор, пока их не наберется достаточное количество: минута тут, две – там, полминутки, еще одна…
Завершение песни – в частности завершение шедевра «Ближе к краю» — стало делом склейки обрывков пленки в соответствующем порядке.
———————
11См.воспоминания Бруфорда в его интервью Тиму Морсу, 1996
12Замечания Бруфорда можно найти в «Годах Йес»
13О редакторских приемах Оффорда Билл Бруфорд рассказывает Морсу, 1996
Рик Уэйкмен припомнил один особенно душераздирающий момент.14 Полное завершение композиции записывалось несколько раз и, согласно Методу Оффорда, разрезалось на куски для дальнейшего использования. Те, что не шли в дело, конечно, выбрасывались. Но, когда Эдди срастил все эти заготовки незавершенного производства, окончание оказалось несоответствующим. Исполнение было идеальным, но его отвергли, поскольку звучание инструментов не сочеталось с предыдущими кусками (без сомнения, это стало результатом сборок-разборок аппаратуры, когда живой концерт прерывал работу в студии). Правильный кусок пленки уже выкинули вместе с мусором, так что музыканты были просто убиты горем. Но они быстро оправились – исполнение-то было изумительным, а того факта, что инструменты звучат не в лад, не заметил никто, в особенности, владельцы Этлэнтика!
Что делает эту авантюру достойной франшизы Роберта Рипли «Хотите верьте, хотите нет» (в 1929 он начал издание журнала о ярких событиях и личностях, после знакомства с которым у читателей оставалась масса вопросов — прим.перевод.)? А то, что по своей структуре это соната – одна из наиболее элегантных и изощренных музыкальных форм. Замысловатое развитие ее тем и захватывающих вариаций так же безупречны, как и любая когда-либо предпринятая попытка подобной композиции, лежащей за пределами классической музыки. «Ближе к краю» не был запланировано гениален, скорее, стал таковым в процессе воплощения. Наверное, просто богатство музыкальной изобретательности оказалось в правильных руках в правильное время.
Близко
Верил Йес, что напишет сонату
Риск велик, но решили ребята
Неземную потребность
Переделать в известность
Иль остаться персонах нон грата
14 подробно изложенный в радио-интервью на станции «В студии»
Ближе
В нем космическая бесконечность
Сдюжит судей всю бесчеловечность
Песнь одна диска пол- заняла
Тут-то карма парней расцвела
К музыкантам пришла безупречность
Ближе некуда
Весь прог-рок в показушном волненье
Ожидал Йеса дел ухудшения
Стив же с Джоном этого вместо
Возмечтали о реках небесных
Одарив нас своим вдохновеньем
И ты и я
В пир эмоций чертовских по силе
В музыкально-лирическом стиле
Все вложив, до последнего грана
Полюбился за это Йес фанам
Даже критики чуть похвалили
Что именно..?
Пост-модерн, феминизм надрывался
Этой темой, мол, Йес возрождался
Через Блейковский гром продирался
Ну, а ты сомневаться остался
Кто ж под именем Кхатру скрывался
Эдди Оффорд
Не поющий герой, он в поездках спасает
Хватку не ослаблять помогает
Истязает квинтет
Ножниц апологет
«О, вот тут вот шедевр!» и кромсает…
Странно, но именно в этот момент – момент триумфа ансамбля – на фасаде Йес появилась первая трещина. Две персональные замены, произошли давным-давно, когда лидерская группа из Джона и Криса решила, что так будет лучше для всего проекта. Нынешней же замены они никак не предвидели; она могла напустить туман неопределенности на все будущее коллектива.
Джазмен Билл Бруфорд четыре года назад откликнулся на приглашение в Йес, не до конца осознавая, что вступает в рок-банду. Хотя группа долгие годы не придавала значения навешиваемым ярлыкам и не была общепринятым рок-ансамблем, но трактовать его в качестве джазового было бы странно, за исключением легкой, чисто джазовой манеры игры Бруфорда и привкуса опять же джазовой изобретательности, которая часто окрашивала звучание его инструментов.
Так что, оглядываясь в прошлое, приходишь к выводу: обольщение Билла иной музой, не было полной неожиданностью. У Роберта Фриппа – предводителя «Малинового Короля» (“King Crimson”) – было несколько возможностей, чтобы встретиться и потолковать с ударником, который в итоге счел предложение «Малинового Короля» более интересным. Музыка Йес была изумительно сложной и необузданно изобретательной, однако, сложные аранжировки оставляли мало места для «изыскательских работ», а это было именно тем, чего Бруфорд страстно желал.15
За его уходом скрывалось не только приглашение «Малинового Короля». Скромная и чувствительная натура Билла была далека как от зацикленных на вечеринках Сквайра и Уэйкмена, так и от независимого Андерсона. В маленьком блокноте он записывал все свои групповые заработки до пенни и не одобрял обильных трат своих коллег. Он также был недоволен проживанием в коммунальной квартире, и сильно возражал, когда Сквайр занимал его ванную комнату. По прошествии четырех лет все это стало чересчур утомительным.
Но главной среди причин отступничества Бруфорда был тот факт, что он попросту не вписывался в ту славу и успех, которые теперь Йес снискал сполна. Билл был музыкантом «в поиске» и считал, что участием в записи последнего диска Йес проявил себя с самой лучшей стороны. И он чувствовал, что теперь на музыкальной территории ансамбля ему нечего больше исследовать. Билл нуждался в поиске новых музыкальных горизонтов.
Удивление коллег было сравнимо только со степенью их неудовольствия. Отклик Уэйкмена был сродни испугу. Хау позже назвал это величайшим шоком за все годы, проведенные в группе. По словам Бруфорда, Брайан Лэйн установил довольно высокую цену за его уход из группы. Он будто бы порешил взыскать с него 10000 USD штрафа за авиа-перевоз барабанных принадлежностей и дележ доходов от «Ближе к краю» со своим будущим преемником.16
Через два года «Малиновый Король» распался. Бруфорд и глазом не успел моргнуть. Но он не поспешал, решив, что его одиночное путешествие музыканта воплотится в некие «Бесконечные перемены». И пару его лет в «Малиновом Короле», равно как и годы в Йес, следует зачесть за классику.
———————————
15см. Морс 1996, Уэлш 1999, где досконально обсуждается эта история, а также собственную версию Бруфорда в «Годах Йес»
16Уэлш 1999 приводит специфические цитаты из Бруфорда касательно штрафов, связанных с его уходом
Прощай Бруфорд
Роберт Фрипп проявил интерес
Тут и Билл к новой жизни воскрес
Чтоб «King Crimson» его приютил
Он втридорога заплатил
Улизнув от Товарища Йес
Замена Бруфорду, подобно многим последовавшим за ней в истории Йес, не могла быть более необычной. В отличие от Отцов Основателей, Уайт пришел в ансамбль со своей «генеалогией», и более впечатляющую «генеалогию» было трудно вообразить: он играл с самим Джоном Ленноном. Будучи участником «Плэстик Оно Бэнда», Алан джеммовал с Эриком Клэптоном и понравился ему, играл с Джо Кокером и Джинджером Бэйкером – короче, это единственный из участников Йес во всей его истории, для которого членство в этой группе в момент его официального введения в должность могло рассматриваться всей рок-индустрией как понижение.
Дело в том, что Уайт четко позиционировался как рок-барабанщик. А слово «рок» не было наиболее правильным для описания того, что делал Йес. Даже его предшественник характеризовался более точно – джазовый барабанщик. Наступил тот момент (один из многих) в истории Йес, когда у всего мира возникал вопрос «Да, что они себе думают?»
И вот, Алан Уайт и сегодня, в 21 веке по-прежнему сидит на табуретке ударника группы Йес.
Каким образом он прибыл на эту станцию,- еще один смешной эпизод Йес-легенды. Поняв, что Бруфорд весьма серьезно навострил лыжи к «Малиновому Королю», музыканты приступили к рассмотрению подходящих на замену кандидатур. И хотя Уайт по своему стилю был не самым подходящим, по другим параметрам он выходил на первое место. Прежде всего, он делил квартиру с Эдди, а это означало, что он весьма сговорчив. К тому же, он был своим в лондонской рок-тусовке и поиграл в таком множестве групп, что, очевидно, обладал адаптацией высокого уровня (он даже как-то присутствовал на репетиции альбома «Ближе к краю» и в ледяной манере отстучал «Сибирского Кхатру»). И наконец, за его плечами был инцидент в Торонто: первый концерт с Джоном Ленноном произошел по причине совершенно неожиданного приглашения от экс-битла выступить на следующий день в составе «Плэстик Оно Бэнда», тогда как импровизированное прослушивание Алана Джоном и Эриком состоялось в самолете, пересекавшем Атлантику.17 И, поскольку Йесовцы отклонили предложение Бруфорда отыграть с ними тур в поддержку диска, они остро нуждались в человеке, который смог бы влиться в состав немедленно.
По ходу обсуждения ситуации в апартаментах Оффорда басистом, Андерсоном и Брайаном Лэйном Уайту был выставлен ультиматум: если он не присоединится к ансамблю, то его просто вышвырнут отсюда в окно.18
Он присоединился к ансамблю. И был немедленно проинформирован, что у него всего три дня на разучивание материала для субботнего концерта перед 10000 зрителей.
На третьем этаже
Крис твердил: «К нам вступай, и айда!
Йес ведь, Алан, не ерунда.
Так что, знай лишь одно,
Ты, блин, выйдешь в окно,
Если дашь хоть какой-то ответ, кроме… Да!»
1973
Будучи задействованным несколько меньше, чем в предыдущие пять лет, Йес успел накопить потрясающую коллекцию своих характернейших работ в количестве гораздо большем, чем многим ансамблям удается за всю карьеру. Музыканты создали свой собственный незабываемый стиль, уникальный в истории рока, не только на момент его создания, но и до конца столетия.
В начале 70-х было модно выпускать «живые» альбомы. К 1973 году это стало почти обязательным. И, если кто и нуждался в записи концертного выступления, так это Йес. Гастролируя без устали между студийными сессиями, музыканты не скоро пришли к решению выносить на сцену все, что они нарезали на виниле. То, что было записано на пленке, обычно с трудом воспроизводилось на сцене,
ведь это было посланием сверхчеловеку. Но фанаты откликнулись. Отъявленные поклонники обнаружили в «живых» записях гораздо
———————
17полную историю первого выступления Уайта с Дж.Ленноном смотри у Уоткинзона, 2001, а также в собственной версии Алана в «Годах Йес»
18более детальный отчет дан Уайтом в интервью Тиму Морсу, 1996
больше энергии, чем в студийных альбомах.
Как бы там ни было, но тогдашний уровень техники «живой» записи делал такие альбомы не более чем реликвией, а отнюдь не серьезным музыкальным документом.19 Большинство инженеров считали за удачу записать побольше беснующейся аудитории, дабы компенсировать плохое разделение каналов и завал сигнала, исходящего от музыкантов.
Те инженеры не были Эдди Оффордом. Гений Йесовского студийного вундеркинда без усилий переместился на концертную аппаратуру и осенил собой записи туров «Хрупкого» и «Ближе к краю». Оффорд запечатлел для потомства всю интенсивность, виртуозность музыкантов и ликование зрителей. Изданный тройником, а не каким-то там жалким двойником, альбом «Йес-песни» донес до миллионов невероятное живое звучание группы – без преувеличения он превзошел по продажам все предыдущие альбомы.
Этот тройник стал рогом изобилия как для преданного фаната, так и для неофита. Такие забойные образцы, как «Для тебя позора нет» и «Кружной путь», сверкавшие рядом с гимном «Межгалактического патруля» наряду с самоцветами «Сердца восхода» и «Сибирского Кхатру», ставшими суперсовременными стандартами прог-рока, украшали всю коллекцию. Даже сами по себе они могли бы стать золотой жилой. Но музыканты пошли дальше, предложив «Ближе к краю» во всей его полноте, «Настроение дня» Стива Хау, потрясающее соло Сквайра «Рыба» и Уэйкменовские отрывки из «Шести жен Генриха Восьмого».
И та коллекция была идеальным собранием сочинений, что безоговорочно ставят веху в истории рока. Эдди Оффорд приложил все усилия, чтобы сделать ее безукоризненным звуковым чудом, каковым она и является, достигнув безупречного разделения и баланса в необходимом коллективу жонглировании, подняв это дело до статуса автономного искусства. В этой «живой» записи Оффорд достиг того же, чего достиг Алан Парсонс в студии, работая с «Пинк Флойд». Впечатляющий результат, произведение искусства во всей красе. В истории звукозаписи Эдди наряду с ансамблем создал свою, новую историю.
Йес-песни
Тут живьем записали тройник
Бонвиван на прилавки проник
19 Случались исключения, такие как «Живой концерт в Филлмор Исте» группы Братьев Оллмэн и «Живой в Японии» Дип Пёпл
Втрое краше в фанатских заломах
Продавался в огромных объемах
И космичен, и светлолик
Невозможно обсуждать облик Йес семидесятых годов без упоминания вклада, сделанного Роджером Дином. Классический Йес-логотип и фантастические изображения Дина, созданные для обложек «Хрупкого», «Ближе к краю», «Сказок Топографических Океанов» и «Йес-песен», стали столь же отличительны, как и сама их музыка. Диновские образы фрагментированной Земли, сюрреальной миграции жизни в самых невиданных положениях, горы и водопады, все, казалось бы, скрывает подспудный нарратив, затяжную сказку Йес, связанную с каждым из этих альбомов. Строго говоря, что фиксируют эти образы или, может быть, длят бесконечную небывальщину Йес, гадать каждому: ведь прекрасная, точная интерпретация образов Дина столь же несбыточна, как и для стихов Джона.
Логотип, появившийся на «Хрупком», стал авторским росчерком Йес. Пусть Дин делал обложки для альбомов и других артистов, его уникальный стиль крепко-накрепко ассоциируется именно с Йес. И хотя в последующие годы некоторые обложки дисков ансамбля рисовались другими художниками, группа постоянно возвращалась к Дину до самого конца столетия.
Роджер Дин
Игнорировать Роджера Дина?
И фантазию пылкую в этих картинах?
В Йес-вибрациях сочных
Мы не знаем, как точно,
Но с замыслом Джона они заедино
И куда было идти дальше после такого альбома, как «Ближе к краю»?
Согласно Йес-легенде какой-то журналист весьма саркастически написал, что следующим рискованным предприятием группы станет
омузычивание самой Библии. На что Джон Андерсон предсказуемо откликнулся: «ну, да, мы их выставим напоказ. Мы справимся…»20
В сложившихся обстоятельствах едва ли кто-то мог винить Андерсона за его спесь. Когда группа со скоротечной последовательностью выпалила на одном дыхании «Йес-альбом», «Хрупкий» и «Ближе к краю», всему миру стало ясно – и должно было стать ясным самим членам ансамбля – что они способны на все. Положить Библию на музыку? Дайте нам три недели…
Примерно в это же время Малиново-корольный Джейми Мьюр вверг Джона в музыкальную медитацию и особенно в Шастры..21 Андерсон, вовлеченный во все эти дела, обозрел предложенные труды и выбрал несколько концепций, подходящих для ближайшего проекта Йес. Тут на борт поднялся Хау и они вдвоем застолбили рамки монументального музыкального труда, который займет четыре стороны двойного альбома.
Производство «Сказок Топографических Океанов» заняло пять месяцев; на тот момент это стало самым амбициозным проектом в истории прог-рока, с которым посоперничал лишь ДжезроТалловский «Тупой как пробка» (“Thick as a Brick”) (45-минутный эпос, который при всей своей сложности и тематическом разнообразии уложился-таки в объем одинарного альбома). Андерсон и Хау предстали с четырьмя длинными кусками, каждый из которых занял целую сторону двойного альбома. «И обучает Бог – разоблачать» («Танец зари»), «Воспоминание» («Роскошна память»), «Умудренный» («Гиганты под солнцем») и «Ритуал» («Разум стремится к солнцу») были не просто длинны, но и трудны для записи – если не столь же существенны и прекрасны, как «Ближе к краю».
Но, сколь бы славным не было вдохновение, весь проект с самого начала выглядел каким-то болезненным. Пропитанный сельскими темами, состряпанными Хау, Андерсон предпочитал записываться где-нибудь на деревне. Рик и Эдди Оффорд признали идею грандиозной, и последний побудил Брайана Лэйна воплотить ее в жизнь. Однако Крису и Стиву хотелось записываться в городе.
Лэйн сфабриковал блестящий компромисс: он снял Морган-студию в Северном Лондоне и украсил ее охапками травы и деревянными коровами. По мере записи коровы покрывались соответствующими надписями, а насекомые мигрировали с травы на клавиши Рика.22
Но это не удручило Уэйкмена. «Перстный волшебник» именно в этот момент своей карьеры в Йес насладился успехом сольного
——————————
20в «Годах Йес» см. также у Уоткинзона, 2001
21рассказано у Уоткинзона, 2001 и Уэлша, 1999
22наиболее смешно это рассказано самим Уэйкменом в «Скажи Да», 1995
инструментального шедевра «Шесть жен Генриха Восьмого», который вышел на Первое Место в чартах и стал рок-классикой. Его элегантные, дружественные к слушателю темы и легкое по сравнению со «Сказками» исполнение должны были подчеркнуть всю тя-желовесность и скуку мелодий «Сказок».
Уэйкмен жаловался, что музыка была слаборазвитой, сравнимой с подбитым бюстгальтером: он сказал, что и то и другое наружу смотрится замечательно, но внутри – полная туфта.23 И по мере записи «Сказок» Уэйкмену они нравились все меньше и меньше. Он признавал, что у песен имеются отличные моменты, но весь продукт в целом не соответствует стандарту, соответствующему раз и навсегда установленной штатной должности в Йес.
Усугубляя положение, Уэйкмен не шел на социализацию со своими коллегами. Их четверка стала вегетарианцами, а Рик не испытывал никаких позывов следовать этим путем. Видимо, не всегда внимательный к намекам, и нарывающийся на конфликты, он перешел черту.
Уэйкмен отказался исполнять «Сказки» на сцене и тем определил свою судьбу. На одном из шоу Андерсон запустил «Сказки» — во всем их 80-минутном объеме – и это после полновесного «Ближе к краю». Если уж Уэйкмен не взлюбил «Сказки» в студии, то с чем сравнить его раздражение при исполнении их на сцене.
На нынешний момент легенда, сформированная годами, несколько разнится. По версии самого Уэйкмена, он играл «Сказки» со всем ансамблем и внезапно решил раскритиковать работу своего техника, сидевшего под сценой. После концерта все собирались полакомиться карри (пряные густые жидкие блюда из тушеных овощей, бобовых или мяса – прим.перевод.), и сквозь хитросплетения «Сказок» он что-то такое прокричал. Техник уловил только одно слово «curry» и, допустив, что Рику это немедленно необходимо, сорвался с места и вернулся через 20 минут с тарелкой цыпленка под карри. Он подал его Уэйкмену на сцену, который не нашел причин отправить блюдо в мусорную корзину. А почему и скушал все, не переставая играть, что нисколько не отвлекло от дела его сотоварищей.24
К своему 25-му юбилею Рик был мастером, что надо. В тот самый день ему позвонили из компании звукозаписи и сообщили, что его новый сольный диск «Путешествие к центру Земли» (“Journey to the Centre of the Earth”) вышел на Первое Место в чартах. Этого Дня
—————————
23мнение Уэйкмена цитировалось много раз, например у Морса, 1996
24этот анекдот часто повторяется; см.детально у Уэлша, 1999
Рождения он не забудет никогда.25
Сказки
Джон знал: Шастры – священная книга
Вера в прошлое — бледнолика
Все коровы забоем обагрены
Записали четыре они стороны
Но проект стал исходом для Рика
Волшебник рассчитался
Эти «Сказки» на вешнем бульваре
Он играл, как Орфей на заемной кифаре
Нужно Богу, твердил, и я верю
Испытать мне и эту потерю,
Правда, кто ж принесет нынче карри?
1974-1976
Во время пребывания в составе Йес Рик Уйэкмен демонстрировал ослепительную работу, как на сцене, так и в студии. Его напыщенный, визуально-развлекательный стиль и рвение придать всему концерту яркость сделали этого музыканта выдающейся приметой «живых» выступлений группы. В студии он заставлял себя, да и весь ансамбль, штурмовать новые высоты, не только не отставая от неустанного Хау, но и вступая с ним в бесконечный цикл вдохновений и инноваций, который сделал диски «Хрупкий» и «Ближе к краю» художественными вехами не просто истории Йес, а всей истории рока.
————————-
25см. у Уэйкмена, 1995; а также в его воспоминаниях в «Годах Йес»
И как же можно было заменить такого члена группы?
Первая попытка заполнить позицию клавишника очень напоминала приобретение Уэйкмена в качестве ценной вещи: найти где-нибудь суперзвезду и взять на борт не столько ее квалификацию, сколько репутацию. Очевидным вариантом новой замены был дружок Андерсона Вангелис Папатанасиу; его работа в составе группы «Дитя Афродиты» (“Aphrodite’s Child”) (где начинал такой мастер, как Демис Руссос – прим.перевод.) и сольные диски создали репутацию квалифицированного пианиста, чей стиль и изобретательность вполне смогли бы заполнить вакансию. Однако пара недель прослушивания выявила, что, несмотря на очевидную мощь греческого дарования, отсутствовал общий язык с рабочей средой ансамбля (хотя в будущем Вангелис станет часто работать с Андерсоном в дуэте).
Патрик Мораз, если уж на то пошло, ориентировался на классику гораздо больше, чем Рик Уэйкмен. Он разделял энтузиазм последнего по поводу новых электронных инструментов и был активным исполнителем, производившим благоприятное впечатление. Патрик почти по всем параметрам идеально подходил на замену Уэйкмену.
К тому же, как оказалось, он был швейцарцем.
Музыкант-философ Билл Мартин утверждает, что прог-рок исключительно английский феномен26, и можно легко доказать, что английские группы этого направления добивались успеха, когда в их составе преобладали англичане (хотя южноафриканец Тревор Рэбин некоторое время спустя довольно-таки надолго прописался в Йес). Во всяком случае, музыкальный журналист Крис Уэлш обратил внимание Брайана Лэйна на Мораза и менеджер устроил прослушивание. Ансамбль выдал Патрику приглашение, который после некоторого колебания покинул свою группу «Беженец» (“Refugee”) и стал третьим клавишником в истории Йес.
С самого начала швейцарское происхождение Мораза не воздвигло никаких языковых барьеров. Оно не мешало ему каждое утро вставать пораньше и учить Йесовский канон, дабы подготовиться к концерту или с невероятным усердием поработать над клавишными аранжировками нового записываемого проекта. О работе в Йес музыканты могли только мечтать, а Мораз был музыкантом из музыкантов.
Пусть он стоял на плечах гигантов, но Патрик внес грандиозный вклад в три электро-сюиты «Сменщика лошадей». Записанный в гараже Криса Сквайра, где Эдди Оффорд оборудовал временную студию, этот альбом одновременно продолжил направление, задан-
————————
26 см.его книгу «Слушая будущее: Время прог-рока 1968-1978»
ное «Сказками», но и… обозначил его внезапную кончину. Центральная композиция Андерсона, названная «Врата Рая», была объемным эпиком, подобным «Сказкам» и «Ближе к краю». Она базировалась на впечатлении, вынесенном автором из прочтения романа «Война и мир», где местами весьма драматизирована военными шумами, находящими свой пик в задумчивом кусочке
«Скоро», который до сих пор является Андерсоновским стандартом. Несмотря на свои эпохальные претензии, «Врата» с остальными своими компаньонами были музыкальной заявкой на новые свершения: спорадические, порой диссонансные, крайне экспериментальные, энергичные и отчасти неясные. Это было что-то, типа, «Йес встречается с Джоном Колтрейном».
Быть привлеченным в Йес на пике карьеры ансамбля – вызов, что надо – но ведь Патрику предстояло вскочить в последний вагон поезда, валящегося под откос! Он был призван справиться с почти неразрешимой задачей. И он справился – «Сменщик лошадей» украсил корону Йес, до сих пор совершенно не соответствуя педантичным стандартам этой группы.
Для Мораза череда вызовов этим не ограничилась. Популярность ансамбля была высока, как никогда, и «Сменщика лошадей» вместе с его предшественниками продолжали распродавать направо и налево. Отсутствие полюбившегося шоумена Рика Уйэкмена ни в малейшей степени не повлияло на посещаемость концертов. Йес отыграл перед неслыханными доселе толпами, включал 150 тысяч на ДжейЭфКей-стадионе в Филадельфии и 100 тысячами в Чикаго.
На сцене Патрик успешно справлялся с материалом, исполняя даже чуть более причудливые, по сравнению в Уэйкменовскими, вариации. Проблемы с языком никого не интересовали, его точность и командная динамика были неоспоримы. Он так энергично швырнул себя в концертный омут группы, что фанаты не могли не откликнуться.
Это был довольно бурный период в жизни ансамбля, бесконечная череда концертов, которая физически изматывала исполнителей, но подпитывала их творчество. После инновационного рывка альбомов Уйэкмена и эксцентричного «Сменщика лошадей» вся команда Йес без страха и упрека ударилась в индивидуальное сочинительство. Было признано, что музыканты несколько подустали от совместного творчества, и запишут сольные работы.27
Как можно было предположить, эти сольные проекты ринулись в совершенно разные направления. Андерсон ввязался в нежную эпопею «Олиас Солнечных Холмов» (“Olias of Sunhillow”), на которой он сам сыграл на каждом инструменте. Все прочие самыми разными способами приложили свои усилия, распорядившись виртуозностью и композиторским дарованием: Сквайр записал диск
————————
27кстати, тогда Этлэнтик готовил к выпуску хэви-метал образчик группы «Поцелуй» (“Kiss”)
«Рыба, вытащенная из воды» (“Fish Out of Water”), Хау – альбом «Источники» (“Beginnings”), а Мораз – «Историю я» (“Story of i”). Алан Уайт более традиционным способом собрал в кучку альбом «Раздолбанный» (“Ramshackled”), включавший совместные выступления с рядом своих муз-друзей.
Эти сольные усилия были интересны и помогли ансамблю как-то сбросить избыточный пар креативности. Возродившись вновь к совместной работе, группа приступила к записи следующего студийного альбома, спустя почти два года после поступления «Сменщика» на прилавки. Это был на тот момент самый продолжительный в истории ансамбля период невыпуска новой студийной работы.
Членство в Йес наконец-то стало приносить материальные плоды, и сразу обнаружилось, что быть богатым в Британии крайне невыгодно. Тут-то они все вместе с Эдди Оффордом и рванули в Швейцарский Монтрё пахать над тем, что станет потом альбомом «В погоне за ним».
То ли, спустя более, чем два года успешного участия в Йес Пат Мораз сам засомневался в собственной креативности, то ли Брайан Лэйн засомневался в его «оркестровках» по вытеснению Уэйкмена, неясно. В ноябре 1976 года Пат получил извещение об увольнении, продолжая работать над кусками альбома, и будучи не в силах объяснить себе ход дел. Объяснения разнятся28, одни говорят, что Мораз попросту музыкально не совпадал с остальными, другие утверждают, что он сорвался с места, дабы освободить его для возвращения Уэйкмена. Так или иначе, еще до окончания записи «В погоне за ним» Пат Мораз – всеми до той поры хвалимый – вдруг узнал, что он больше не член Йес.
Прибывает Пат
Подвернулся швейцарец как раз —
Свой шик-класс предъявил Пат Мораз.
Живость снова играет
Наравне с «Ближе к краю»
Ну, и «Рай» стал поближе для нас.
———————
28см.интервью Тиму Морсу, 1996, а также заметки Мораза в журнале «Клавишные» за май 1991 года
Гаражный ансамбль
В гараже Крис смахнул паутину
И ансамбль занялся рутиной
Все возглавил неистовый Стив
Музыкальный разбой учинив
Сделав Йес звуко-гончей машиной
Сменщик лошадей, второй трек
Страстью к скорости заражены
Обогнали соперников, хоть бы хны
Вновь заполнены стадионы
Удовлетворены легионы
До сих пор все восторгом поражены
Лихорадка сольности
Вся пятерка терзалась дилеммой
Выбрать хор или сольную тему
Крепок звездный угар
Но не выпустить пар —
Это путь к коммунальным проблемам
Пат отбывает
Пат узнал за три года поди-ка
Что резонность у Йес темнолика
Не поняв Стива Хау
Он сменил свое дао
Подготовивши Место Для Рика
1977
И произошло это в Швейцарии – по иронии судьбы в родной для Пата стране – где ансамбль вдруг осознал, что клавишника-то у них больше нет. Не проблема, если принять во внимание, что теория об увольнении Патрика, как о простом способе подготовки возврата Рика, случайно оказалась верна. Уэйкмен не просто был наготове, он прохлаждался именно в Швейцарии.
Когда настали дни новой звукозаписи, Рика зачислили в группу, но не членом, а сессионным музыкантом, с почасовой оплатой труда, вместо процентов с продаж. Новое произведение, как оказалось, было так же далеко от «Сменщика», как и он от «Хрупкого» и «Йес-альбома». То была новая территория и для них, и для Уэйкмена, однако все с энтузиазмом одобрили это музыкальное направление.
«В погоне за ним» должен был, в конце концов, содержать пять треков различной длины, крайне различавшихся по форме и стилистике. Джону Андерсону предстояло, как композитору, донести до слушателя весьма крепкий материал: от почти рок-н-ролльного заглавного трека (песни, касающейся спорта) до невыносимо нежной любовной истории «Начало века» — лирической сказки о скульпторе, воссоздающем в камне свою неизлечимо больную жену. Сквайр полноценно вложился своими «Параллелями», а ангельские «Удивительные истории», звучащие отголоском предыдущих столетий, просто обязаны были обосноваться в лучшей Радио-Сороковке.
Но там еще были «Разбуженные» — финальный трек, в полном смысле шедевральная прог-рок-работа длиной 15:38 мин., который и охарактеризовал весь альбом, как конец некоей эры Йес, не выдавшего с той поры до конца столетия ни одного диска подобной глубины и разнообразия. Со своей звуковой многосторонностью на пару с «Ближе к краю» и стихами, сразу же сочтенными самыми изысканными и философскими из всех, выданных Андерсоном на протяжении его карьеры, «Разбуженные» были наречены «Гимном духу Йес». Спустя четверть столетия Андерсон и Уэйкмен повторяют, что это их любимый трек и высшая точка в карьере Йес; она с завидной регулярностью звучит на всех сценических выступлениях коллектива, начиная с 1977 года. Ее «живая» запись содержится на таких альбомах, как «Ключи к Вознесению» и «Дом Йес».
Эту удивительную запись окружает тень противоречий. Когда она вышла в свет, Пат Мораз заявил, что лично он рассматривает себя в качестве одного из создателей, не получивших вознаграждения за свой вклад в общее дело29. Стив Хау приходил-де на запись со смутным внутренним несогласием30. Не в первый раз подобные претензии были предъявлены и одним из Отцов-основателей31.
В духе всех сессий звукозаписи, за которыми присматривал Эдди Оффорд, в ход шли весьма экзотические методы нанесения звука на пленку. Допустим, некоторые части требовалось озвучить старинным органом, и Рик желал записать инструмент, находившийся в Веве (город за западе Швейцарии в кантоне Во – прим.перевод.). Обычной процедурой в таких случаях была отсылка звукозаписывающей аппаратуры туда, где, собственно, находился этот орган, и запись партий Рика. Однако, было принято гораздо более простое и менее затратное решение. Оказалось, что качество телефонной связи в Швейцарии гораздо выше, чем в Соединенных Штатах и Англии. Телефонные сигналы были столь чисты, что за цену одного дня связи Риковские органные вариации были записаны по телефону на студии, находившейся в Монтрё (в 16 км от Веве – прим.перевод.)!32
Со всем этим великим музыкальным хэппенингом и возможностью носившегося в воздухе объединения Уэйкмена с Йес, не удивительно, что Сквайр отвел его кандидатуру. Он рассуждал по своему обычаю: если уж отличный материал отправился на гастроли, то Йес найдет кого-нибудь, с равной Уэйкмену квалификацией, дабы донести эти ценности до слушателей. Увлеченный подобными рассуждениями, ансамбль потратил кучу денег на оплату сессионного музыканта (Рика Уэйкмена), не беря в голову того факта, что фаны после выпуска альбома потихонечку разузнают, что великий Рик Уэйкмен был всего лишь наймитом на этом удивительном альбоме.
А хотел ли он сам-то всерьез присоединиться к этому коллективу вновь?
—————————
29детальную версию Мораза можно найти в его интервью Тиму Морсу, 1996
30на книжку «Сменщик лошадей», 1981, ссылается Морс в своем исследовании
31Питер Бэнкс сказал, что начальная прогрессия аккордов в «Кружном пути» была написана им и использовалась для разминки ансамбля, когда он был его членом,- из интервью Тиму Морсу, 1996
32эта история задокументирована в журнале Клавишные от февраля 1979
Он хотел. С легким сердцем Рик согласился влиться в Йес. И буквально через полчаса кто-то сообщил это в последний номер лондонской музыкальной газеты Мелоди Мэйкер. Четыре дня газета выходила с заголовком через всю первую полосу – УЭЙКМЕН ВОССОЕДИНЯЕТСЯ С ЙЕС!
Рик за кулисами снюхался с менеджером ансамбля. И не показал подписанных бумаг Сквайру. – Да, ты ж меня просто пригласил…- Сквайр кивнул.- Но весьма к месту произнес словцо «да» (Yes), не правда ли?33
«Сенсационная» новость
Креативность подобна беспутной диете
Возвращение Рика держал Крис в секрете
На виляниях Сквайр погорел
Супер-новый вираж устарел
Он неделю назад был прописан в газете
Возвращение Рика
Как «Со стужи пришедший шпион»
Братец Ричард вернулся в загон
Дав изгойских мелодий наив
Всех «Разбуженных» вдохновив
И «Потрясных историй» на целый вагон
В погоне за ним
———————
33см.эту историю от Уэйкмена в «Годах Йес», а также в его книжке, 1995
Знаковой та замена была
И идея ансамбль увлекла
Наваять бы нехилых
Гимнов ласково-милых
Иль баллад для любви и тепла…
Начало века
Джон смог «Мир и войну» пережить
И нашел, что нам всем сообщить
Скульптор был, безусловно, светило
И молчавшее сердце явило
Чем любовная песнь может быть
Разбуженные
Этот вечный рефрен – словно молишься ты
Богу нашей сплошной глухоты
Реализация
Унификации
А в остатке — лишь наши мечты
1978
Диск «Tormato» – последователь радостного «В погоне за ним» — был охарактеризован Джоном Андерсоном как месиво34, и, скорее
———————————
34процитировано по Морсу, 1996; он позаимствовал это из журнала Секунды, 1994
всего, это верно. На видео «Годы Йес» лидер дает понять, что часть проблем непоследовательности альбома и отсутствия единого фокуса была его собственным желанием немного ослабить вожжи и не дирижировать ансамблем, как раньше. Так или иначе, но материал определенно неровен, и вклад самого Андерсона не идет ни в какое сравнение с тем, что он сделал на предыдущем диске.
Среди примкнувших не было Эдди Оффорда, и это заметно. Микширование пригодно, но не замечательно, и общее впечатление от альбома, как от чего-то случайного. Странно, но Хау и Уэйкмен не смогли найти звуковой совместимости, которой всегда отличалась их работа; Сквайр прокомментировал это так: — Они звучат, словно стараются переиграть друг друга.35
Альбом имеет еще несколько существенных черт, о которых следует упомянуть. Уэйменовско-Андерсоновский «Мадригал» прекрасен, любовная баллада Сквайра «Далее» стала фаворитом у всей группы и была вторично записана на живом альбоме «Ключи к вознесению 2». «Молчаливые крылья свободы» несли драйв и артикуляцию лучших работ Йес и предвещали отличную работу Хау, Сквайра и Уайта на последующем диске «Драма».
Фанаты наравне с музыкантами были разочарованы тем, каким получился альбом, частично несомненно от того, что «В погоне за ним» был весьма вдохновляющим примером. Одной из проблем, без сомнения, был безжалостный ритм, который ансамбль поддерживал на протяжении всего десятилетия. Ну, и совершенно очевидным предстал разброд в единстве; группа, к несчастью, утратила общность целей и ценностей.
Обложка тоже подчеркнула заурядность альбома; ее сделала команда «Хипгнозис», работавшая с Йес во второй раз. Отклонив предложение Стива Хау по использованию фотографий группы на карте, где указаны крупнейшие Торы Дартмута, дизайнеры взяли портрет хорошо одетого мужчины, заляпанный гнилыми помидорами по причинам, поистине необъяснимым.36
Знаменательно, что члены ансамбля изображены лишь на задней стороне обложки все в темных очках, и все глядят в разные стороны.
Хипгнозис
———————————
35Морс цитирует интервью Сквайра Майку Тиано по сайту «Заметки с края» (“Notes from the Edge”) № 104
36Морс приводит цитату Хау на эту тему из интервью, данному Питу Брауну в Магазине гитар летом 1994 года
На волне их успехов со Floyd
Получили заказ от Йес-пройд
Напоказ вам — нуво
Но в итоге в него
Помидоры летят, просто, ой!
Tormato
Диск стал «месивом», как говорят
Для обученных Йеса ребят
Где продюсер вообще
C руководством вотще —
Дети старшим противостоят
1979
Несмотря на менее чем восторженный прием, оказанный «Tormato», на сцене ансамбль «пленных не брал», динамично гастролируя с туром под названием «Без прикрас», который всяко разно заглушил заурядное блеяние альбома. Играя на вращающейся сцене, установленной посредине любого зала, группа заводила аудиторию, которая стала несколько меньше по размерам, но не утратила и капли дикого энтузиазма, который так долго взращивали в них данные музыканты.
Этот энтузиазм породил у хозяев Этлэнтик мысль, что грех жаловаться на размеры прошлых продаж. И не плохо бы издать новый живой альбом «Йес-шоу», пусть даже он и не будет содержать шедевров «Йес-песен». Со времен «В погоне за ним» воротилы звукозаписи заждались хит-сингла, а ансамбль предлагал лишь бесплотные «Изумительные истории» да неубедительный призыв «Не убивать кита». Требуя хит-сингла, боссы подразумевали нечто вроде нового «Кружного пути». И, дабы наверняка получить то, что нужно, они отрядили на дело в качестве гаранта продюсера Роя Томаса Бэйкера.
Бэйкер был в составе нового поколения, властвовавшего на студии; он недавно спродюсировал выпуск пластинок таких групп, как Иностранец (“Foreigner”) и Королева (“Queen”), которые поглощались радиостанциями с прожорливой несдержанностью. Если кто-то и мог выдавить из Йес золотой сингл, так это был Бэйкер.
Или, по крайней мере, так мнилось. Проблемы возникли сразу же, как только ансамблю не удалось согласовать место будущей звукозаписи. Андерсон, Хау, Сквайр и Уайт все были за Лондон, а Уэйкмен – налоговый перебежчик – жил в то время в Швейцарии и не хотел работать в Англии. В качестве компромисса решили, что новый альбом станут записывать в Париже.
Эти-то проблемы были для Бэйкера мелочевкой. Предлагая материал, достаточно сильный, чтобы оправиться от запинки с «Tormato», ансамбль вдруг обнаружил, что он разделился на несколько различных песнесочинительских команд. Андерсон и Уэйкмен, которые горько отстояли друг от друга во времена «Сказок», стали счастливо сотрудничать над чем-то типа фолк-ориентированных песенок.37 А Хау, заведший такое мощное партнерство с Андерсоном на «Сказках» и «Ближе к краю», теперь гораздо плодотворнее работал со Сквайром и Уайтом. Его усилия с ритм-секцией носили острый рок-ориентированный эффект – типа обидчивого отклика на рост панк-движения – и были стилистически далеки от новых песен пары Андерсон-Уэйкмен.38 Бэйкер получил в свое владение ансамбль, который, казалось, не мог сочинить ни малейшей непрерывности в своем новом материале.
Эти разночтения подпитывали расширение разногласий, превратившихся уже почти что в пропасти. А были еще и финансовые проблемы: резко ущемленные в финансовом смысле десятилетием раньше музыканты стали тратить напропалую, уподобляясь истинным рок-звездам. Наружу вырвалось пресловутое «пальце-нажатие», и все заслуги десятилетия непрерывных турне, записей не смогли противостоять неизбежному внутреннему взрыву.
В довершение ко всем этим проблемам, катаясь на скэйтинг-боард, Алан Уайт сломал себе ногу. А, поскольку он был единственным членом ансамбля, чья нога была жизненно необходима для производства музыки, это событие стало провидчески гибельным.
————————-
37возможное разъяснение этого тесного товарищества можно обнаружить в автобиографии Уэйкмена «Скажи Да!», где он вспоминает инцидент, случившийся задолго до этой публикации. Когда Рик в возрасте 25 лет лежал с сердечным приступом, его в больнице навестил Джон, выразивший большое участие не только по поводу здоровья Рика, но состояния его духа, убеждая вернуться в Йес. К сожалению, тогда Уэйкмен пошел своим путем, но этот момент поиска контактов сцементировал их дальнейшие взаимоотношения.
38эти дебаты изложены у Морса, цитирующего журнал Цирк 1980 года.
Как-то вечерком Андерсон и Уэйкмен сошлись в уличной забегаловке и, соболезнуя друг другу, пришли к выводу, что любимый ими некогда ансамбль, уже не тот. И, ощущая, что им пятерым в сложившихся обстоятельствах просто невозможно совместно создавать музыку (тут, может, они были и правы), и что в «золотой шахте Йес» осталось не так уж много руды (а вот тут они определенно ошибались), оба решили покинуть ансабль.39
К этому моменту Бэйкер наконец-то осознал, что сварганить что-либо в Париже вряд ли удастся. Сессии звукозаписи застопорились. Спустя 11 лет сооснователь группы – Джон Андерсон – объявил, что покидает ее. А вскоре отчалил и Рик Уэйкмен, во второй раз.
Распахнувши двери, едва ли они предполагали, кто проскользнет на их оставшиеся пустыми места…
Парижские сессии
Тут на запись к французам отправился бэнд
Томас Бэйкер был важный ингредиент
Но случился капут —
Алан вывихнул фут
Голос разума деньгам не конкурент
Отбытие Джона
Средь царапанных треков последняя капнула капля —
Джон и Ричард ушли из ансамбля
Тревор Хорн и Джефф Даунс
Пришли, раскрутили и прибыль, и саунд
Дескать, Йес несгибаем, как сабля!
———————
39об этой встрече Уэйкмен рассказывает в «Годах Йес»