Глава 8
БИТЛОМАНИЯ
Битломания накрыла Британские острова в октябре 1963 года. Это случилось так внезапно и драматично, что мы не успели к ней подготовиться.
Еще когда битлы начинали в Пещере, я знал, что они выйдут в большие звезды, но никто оказался не готов к экстраординарным событиям поздней осени прошлого года, когда британская молодежь попала буквально в рабство к их музыке и ее авторам.
Парни говорят, что это началось после их возвращения из 5-дневного турне по Швеции. По-моему, чуть раньше, когда они попали в состав выступающих в ежегодном Рожденственском Королевском варьете в лондонском театре Принца Уэльского.
В те времена, хотя с тех пор не прошло и года, битлы по-прежнему выступали на танцах за относительно небольшое вознаграждение, так что увидеть и посетить их шоу можно было, минуя сражение с вопящей толпой подростков. Но после Королевского Шоу…(ежегодное варьете для королевской семьи и приближенных к ним особ — прим.перевод.)
Когда эта новость разнеслась повсюду, я почувствовал, что в мире шоу-бизнеса назревает главная сенсация 1963 года, ведь в танцзал Сауспорта, где тогда играли битлы, набились журналисты со всего Ливерпуля.
Да и парни встревожились. Вообще-то они были привычны к интересу прессы, но в тот вечер им пришлось столкнуться с крепкой стеной непреклонных вопросов.
Нил Эспинолл сдерживал в дверях гримерки одного журналиста центральной газеты, выкрикивавшего вопросы от имени дюжины других, толпившихся за его спиной. Меня там не было, чтобы разъяснить им, что и как, но парни преданно заявили, что решение относительно приглашения в Королевское варьете предстоит принимать мне.
Общее направление вопросов было таково: «А не считаете ли вы, что появление группы Битлз из Ливерпуля перед богатейшей и привилегированной публикой Лондона не понравится их поклонникам-землякам?»
Взгляд битлов сводился к вопросу: «А почему, собственно?» А Ринго сказал: «Мне хочется сыграть на барабанах Королеве Матери. В этом есть что-то плохое?» Пресса согласилась, что ничего плохого в этом нет. Этот первый случай широкого интереса – в отличие от бытовавшего в молодежных барах – стал для меня знаком изменения отношения к моим подопечным.
Поначалу битлов задирали приверженностью к слишком уж молодой аудитории и осознанием незнатности своего происхождения.
Короче, выступили они в Королевском шоу, и Лондон просто остолбенел от воплей своей молодежи. Королевскую семью, богачей и воротил захватила естественность четырех молодых людей. Было от чего загордиться.
В шоу участвовала сама Марлен Дитрих, поверженная в прах закулисным апломбом пацанов, годившихся ей во внуки. Позже она сказала мне: «Мне было радостно побыть с ними. Я обожаю этих Битлз».
Той осенью мы провернули большой тур с однодневными остановками в крупных и не очень городах Британии, а интерес к нам, опять же, рос и рос. Люди стояли в очередях за билетами по три дня и две ночи. Становилось ясно, что парням можно уже и не петь, а массовый интерес будет только расти, как на дрожжах.
Эти очереди стали характерной чертой британского образа жизни. Запасшись транзисторами, одеялами, термосами с кипятком, родительским благословением (или без оного), провинциальная молодежь Англии презирала капризы погоды ради маленького клочка бумаги, позволявшего в течение 25 минут лицезреть и слышать своих кумиров.
К разочарованию сотен тысяч поклонников спекулянты, либо нанятые ими подростки, скупали билеты пачками. Но это, казалось, не имеет значения. Главное заключалось хоть в какой-то причастности к битломании. Пресса, медлившая поначалу, решила принять такое активное участие в раскручивании интереса к битлам (должен сказать, безо всякого нажима с моей стороны), что уже в октябре мне пришлось столкнуться с издержками этой деятельности.
Ежедневно крупнейшие газеты страны публиковали соответствующие статьи на своих первых страницах.
28 октября Дэйли Телеграф написала: «Вчера полиция Ньюкасла-ап-он-Тайн вступила в сражение с вопящими подростками, боровшимися за билеты на выступление поп-группы Битлз. Женщину-полицейскую ударили ногой…» (Замечу, что даже в октябре еще нужно было пояснять, что Битлз – это поп-группа.)
В Ньюкасле, что характерно, около четырех тысяч фанатов отстояли очередь за билетами на морозе. Как поведала Телеграф, это выглядело не радостной прелюдией к битло-событию, а скорее, ожиданием смерти неминучей… Три машины «скорой помощи», редко сталкивавшиеся с таким наплывом, работали вовсю, откачивая сотни школьниц, падавших в обморок от истощения. Несколько человек были госпитализированы. В проходах и прочих местах дежурили 74 полицейских».
В Халле после того, как было продано 5 тысяч билетов, в очереди осталось еще 3 тысячи почитателей. Шеф полиции заявил корреспонденту Дэйли Телеграф: «Это была невероятная ночь». А театральный менеджер из Ковентри сказал: «Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. Размер очередей и всеобщего нетерпения не поддается описанию».
И так было по всей Британии. Битлз вышли из разряда поп-групп и стали культовой. Сами концерты были неуправляемы, возбуждающи и успешны в такой мере, в какой я и помыслить не мог. Каждый билет мог быть перепродан в два раза дороже, и первые же сцены с этими билетными очередями укрепили мнение всех, причастных к шоу-бизнесу, что битлы – крупнейшая вещь со времени триумфа Синатры в сороковых годах. Все мы, кто знали парней с «пещерных» времен, чрезвычайно этим возгордились.
Когда 31 октября Битлз вернулись домой из турне по Швеции, то не могли поверить своим ушам. Тысячи вопящих фанатов прибыли в лондонский аэропорт задолго до посадки самолета с битлами. Барьеры, преграждавшие выход на летное поле, были сметены в мгновение ока. Позже Пол сказал: «В Англии все переменилось именно тогда, когда мы отсутствовали. Нас это страшно изумило, пусть за нами и числилось несколько первых мест в топах, но интерес подростков никогда еще не перехлестывал через край».
Вопрос об очередях и безопасности подростков за стенами театров дебатировался в Парламенте. «А не следует ли нам,- предложил один из депутатов,- отозвать полицию и посмотреть, что из этого выйдет». На что Джордж заявил репортеру: «Если они на это пойдут, все жертвы будут на их совести. Мы не хотим, чтобы люди травмировались».
Любопытно, что как бы не неистовствовали толпы, насилие отсутствовало. Не ошибусь, если скажу, что Битлз никогда не ассоциировались с реальным мятежом, вандализмом или буйством любого вида.
Не знаю, почему, но это так. Волна хулиганства 1955 года, поднявшаяся в дни успеха Билла Хэйли и его «Рока круглые сутки» («Rock Around the Clock») – совершенно другое дело. Там были вспоротые сиденья, сожженные кинотеатры, разбитые окна, нападения на полицейских и случайных прохожих.
Хотя битловский рок-н-ролл волнует и возбуждает так же, как и хиты пятидесятых, он напрочь лишен дикости и жестокости. И даже в текущем году никто – среди самых обиженных – не обвинял Битлз в сражении между Модами и Рокерами, разразившемся на английских юго-восточных пляжах.
Даже вдали от кино- и бит-центров Британии название квартета стало ходячим выражением. Я натурально убедился, что невозможно встрять в любую дискуссию, не упомянув битлов. И с этой проблемой столкнулись мужчины, женщины и дети всех возрастов, классов, вероисповедания и образованности.
Битлз, без сомнения, стали главной темой разговоров 1963-го года. В октябре один журналист сказал мне: «К Рождеству, пожалуй, невозможно будет найти ни одной газеты в Англии без сообщения о них на первой странице». И он оказался прав.
Всех нас, если можно так сказать, переэкспонировали. Поначалу газетное обсуждение взглядов музыкантов, их привычек, одежды и т.д. волновало и радовало. Им, да и мне, это нравилось, в немалой степени споспешествуя бизнесу.
Но, в конце концов, это стало сильно раздражать. Как долго, задумывался я, парни смогут подогревать интерес к себе, не появляясь на публике или на первых страницах газет? Пристальный взгляд на их общение с прессой мог отметить, что мы всячески избегали пика насыщения общественного интереса. Но этот пик был буквально рядом, а ведь иных артистов сгубил именно он.
К 1964-му году считаться фанатом Битлз стало модным. Какие бы то ни были барьеры рухнули. В рядах поклонников теснились бабушки со своими внуками, а в результате мы рассчитывали на миллионную распродажу любой новой пластинки в Англии. К лету этого года практически каждый почетный гражданин, король коммерции, аристократ или организатор благотворительных мероприя-тий требовал разукрасить себя или свое дело именем Битлз. Стало ясно, если ты хоть частично связан с Битлз, успех обеспечен.
За всю свою короткую жизнь мне не приходилось сталкиваться ни с чем подобным. Сами парни относились к этому снисходительно, поскольку теперь, кроме всего прочего, всего лишь за два года они добились того, чтобы вместо 25 шиллингов за вечер получать 3 фунта 10 шиллингов!
Но и тогда за рубежом, исключая Стокгольм, к нам не проявляли никакого интереса. Гигантский ключ от американского рынка еще предстояло завоевать, а уж далекой Австралии и вообще не о чем было беспокоиться.
В январе, когда битлы прибыли в Париж, вместо фанатов в аэропорту Ля Бурже их встретили четыре десятка пытливых журналистов. В театре «Олимпия» были проданы даже не все билеты. Но к концу трехнедельных гастролей вопящие, распевающие толпы подобно волнам вскипали вокруг театра, все входы в который охраняли сотни спешно призванных жандармов.
Парижские магазины были переполнены париками а-ля-битлз, а в некоторых из них по восемь часов в день громкоговорители воспроизводили песни Джона и Пола.
Париж пал. Позже, с некоторым драматизмом, та же участь постигла Америку, а летом – Копенгаген, Амстердам и всю Австралию.
Повсюду, в любой стране побивались рекорды количества встречавших. В Амстердаме 150 тысяч горожан облепили набережные каналов и мосты, дабы лицезреть четверку молодых людей, совершавших полуторачасовую прогулку на катере. И опять же эти горожане были всех возрастов, классов, обоих полов.
Даже в Гонконге безмятежные, флегматичные китайцы были потрясены чудной алхимией и ритмом этих «шваброголовых», как окрестили парней американцы. Полиция всех этих мегаполисов оказалась просто ошеломлена и засвидетельствовала, что подобного опыта она еще не имела.
Когда в июне этого года Битлз прибыли в Аделаиду – по просьбе почти 80 тысяч горожан – чуть ли не треть миллиона восторженных жителей, выстроившихся вдоль шоссе от аэропорта до центра города, аплодировали, размахивали флагами, усыпая цветами путь битловского кортежа, словно это Цезарь возвращался из победных сражений.
В каждом австралийском городе «завод» публики был столь беспрецедентен и беспределен, что у меня вновь появилась странное впечатление: а нужно ли битлам еще и петь, чтобы генерировать эти массовые пульсации теплоты и восторга.
Я никогда не осознаю ни того, чем, собственно, снабжали битлы свою аудиторию, ни какую пустоту людских жизней заполняли они. Но, несомненно, бОльшую, чем простая поп-музыка.
Как бы ни были счастливы и веселы тысячи тинэйджеров, толпившихся возле мэрий, отелей и театров, дотянись они до своих кумиров,- тем едва ли удалось бы уцелеть.
Фэны, сорвавшиеся с цепи на одного из своих идолов, могли бы возжаждать крови. Вот почему очевидное ограничение в свободе передвижения жизненно необходимо моим музыкантам.
Один из фактов, с которым битлам и их ближайшему окружению пришлось примириться, — свободное перемещение более невозможно. Первый опыт массовой мании мне довелось пережить на железнодорожном перроне Вашингтона, где сметающая все барьеры, непроходимая стена бьющихся в экстазе подростков вытолкала меня буквально на самый край платформы, куда, жутко грохоча, прибывал поезд из Нью-Йорка.
Шел снег, и, упав на колени, я продолжал скользить к краю… и был спасен лишь тем, что один из сотрудников безопасности, держась за ремень другого, схватил меня за лодыжку и втащил обратно в толпу.
Грустно, что и фэны, и битлы лишены нормального общения. Особенно мы ощущаем это возле театров и в отельных коридорах, где поклонники часами толпятся в надежде хоть на мгновение увидеть голову или улыбку своего кумира. Но именно поэтому мы вынуждены проявлять максимальную осторожность.
«Автомобиль для побега» стал жизненно необходим для работы и хоть какой-то свободы. Остин-Принцесс, который может вполне комфортабельно вмещать четырех битлов, их дорожного менеджера, а при необходимости, еще и офицера безопасности или полицейского, пришелся впору.
В Англии нас всегда возит один и тот же гигант по имени Билл Корбет, хорошо понимающий, что ехать нужно достаточно быстро, чтобы напугать фэнов, но не слишком, чтобы они успели выскочить из-под колес. Для них ведь пара пустяков броситься под авто с Битлз, если оно движется со скоростью меньше, чем 20 миль в час.
Как-то после концерта в Лондоне четверо поклонников Джона вырвали с корнями заднюю боковую дверь и забрались внутрь. Их вышвырнули, и Корбет отчалил без дверки, но четверо музыкантов всю дорогу ежились от ветра.
Позже он вернулся за дверью и обнаружил, что ее умыкнули в качестве сувенира.
Каждое прибытие и убытие из театра тщательно планируется нашим роуди, водителем, полицией и управляющим театра. Существует несколько вариантов минимизации проблем. Один из них – задействовать боковые выходы или черный ход – ну, это очевидно. Другой – наименее очевидный – подогнать автомобиль к главному входу, чтобы парни смогли стремительным рывком прорваться через фойе.
Третий подход состоит в том, чтобы «подсадной» автомобиль или полицейский спец-фургон оттягивал фэнов к одной из сторон театра, тогда как битлы тихонько проскальзывали через вход, находящийся на противоположной.
Очень часто, чтобы выбраться из театра, мы с битлами мыкались по подземным тоннелям, соединявшим близлежащие здания, выбираясь на волю за сто ярдов от беснующихся поклонников. Почти как при побеге военнопленных.
Поначалу все это очень возбуждало. Теперь это – обыденная часть жизни группы Битлз.
За рубежом мы часто оказываемся зависимы от неумелых либо сверхусердных сил полиции. Отличительной особенностью битло-событий является их беспрецедентность. И полицейские, которые были убеждены, что знают все о поведении толп фанатов, после нашего отъезда признавались, что ни с чем подобным ранее не сталкивались.
То тут, то там, они недооценивают, к примеру, магнетизма Пола МакКартни либо решимости девиц завладеть предметами его одежды.
В Голландии, наоборот, блюстители порядка по шесть раз на дню валили с ног, пинали и тыркали моего помощника Дерека Тэйлора и роуди Нила Эспинолла, полагая, что те решились атаковать битлов.
Датская полиция в своем экстатическом желании уберечь четырех длинноволосых молодых людей делала все со сказочным преувеличением. Даже в поездке по стране автомобили битлов сопровождали воинственно разодетые мотополицейские, а также машины сопровождения. И все они постоянно связывались по рации с руководством, тогда как впереди и позади колонны двигались спец-авто с воющими сиренами и сверкавшими мигалками.
Может быть, не столь оживленным, но гораздо более эффективным был бы тихий проезд битлов в незаметном частном автомобиле.
В американском турне мы наняли частных детективов для охраны наших отельных номеров. Но даже при этом две девицы чуть было не проникли к битлам, упаковавшись в посылочный ящик.
Неспроста в Майами Брайан Соммервилль, ставший позже моим пресс-агентом, заметил шефу полиции: «Мне сказали, что среди полицейских Майами Вы получаете максимальную зарплату. Надеюсь, не зря…»
В Австралии все проходило хотя и гладко, но несколько по-иному. В нашем распоряжении, вместо машин с сиренами, прожекторами и громкоговорителями были две малолитражки, почти анонимных, если не считать наклеенных по бокам постеров, возвещавших о группе Битлз.
Мы понадеялись на сдержанность толпы, которая вела себя в основном очень хорошо, за исключением чуть было не ставшего убийственным эпизода с Ринго Старром, когда он прибыл в Саутерн Кросс. Не приди на помощь полиция, Битлз остались бы без своего постоянного ударника, возможно навсегда.
Австралийские толпы были, без сомнения, самыми большими в нашей практике и определенно самыми дружественными. Но мы по-прежнему избегали недооценки разрушительного потенциала двадцати тысяч взволнованных людских особей. А кое-кто взаперти часто ощущает себя в меньшей безопасности, чем на улице.
На изысканном общественном приеме в Аделаиде карандаши для автографов сверкали подобно ножам, нацеленным в Леннона, Харрисона и МакКартни, и лишь начало приема Лорд-майора Мельбурна в честь битлов прервало это автографическое бесчинство. Но и здесь не обошлось без инцидента, когда один молодой человек отпустил оскорбительное замечание насчет длины волос Ринго, повторил его, а затем сделал неожиданный выпад в попытке отхватить желанный локон.
Острым локтем он проворно ткнул в ребро незадачливого битла, а позже с деланной искренностью жаловался, что тот сам на него напал.
Волосы Ринго – это вообще предмет проф-вредности. Например, на беспорядочном, ужасном вашингтонском приеме в Британском посольстве произошел инцидент с ножницами, когда одна гостья выхватила-таки клок волос из его знаменитой прически.
Удивительно ли, что еще долгое время мы посещали все эти приемы в посольствах с суровыми взглядами?
Битлы подвергаются и иным рискам. Самыми привычными на всех сценах мира являются твердые леденцы, монеты, игрушки, книжечки для автографов, да просто все, что можно бросить.
Однажды Пола чуть было не ослепили шпилькой, а Джорджу в Гонконге засветили в ухо серебряным долларом. Вот таковы многочисленные проявления любви, выражаемые с помощью насилия.
Энтузиазм, охватывающий публику в конце представления, порой вызывает тревогу. Взволнованные фанаты могут в мгновение ока оказаться на сцене; так недавно Билли Дж.Крэймер, спасая свою жизнь от юного аристократического сборища будущих заправил Британии, слетел с нее быстрой птицей. Он-то спасся, а нескольких фанатов изрядно потоптали, да и аппаратуру попортили.
Однако, все не так уж страшно, и мне все же нравятся эти восторженные толпы. Трудно даже придумать более теплое местечко, чем огромная толпа на битловском концерте.
Надеюсь, и впредь легионы наших обожателей будут срывать голоса в безумной экзальтации.
Надеюсь, каждый приятно проведет это удивительное, немного безумное время. Для этого – и только для этого – существует ансамбль Битлз.